К 'последнему' морю (др. изд.)
Шрифт:
Сопевшие верблюды - одни лежали, другие стояли, и казалось, оранжевые огни костра, разведенного посреди двора погонщиками, пылают между их ногами.
Наконец мелькнула заветная тень и приблизилась к Дуде. На него повеяло ароматом розового масла. Нежный голос прошептал:
– Наш почтенный хозяин посылает тебе привет и просит помолиться за него.
Принимая горячую лепешку и глиняную миску дымящейся похлебки, Дуда почувствовал маленькие руки с серебряными кольцами, и край покрывала коснулся его лица. Он покорно ждал, пока говорившая тень скрылась, обещав принести горячих углей, и жадно глядел ей
– Почему у тебя так дрожат руки, когда ты от меня принимаешь похлебку? Я каждый раз боюсь, что ты ее прольешь.
И с легким смехом девушка скрылась во мраке. Дуда, вернувшись в свою каморку, раздул угли и поджег хворост в очаге. При колеблющемся свете он стал писать на полях толстой священной книги корана. Раза два он доставал маленький узкий ножик и оттачивал камышинку для письма. Все время он бормотал странные слова и размахивал руками, точно спорил с кем-то:
– Полночь... Сегодня в полночь! Это выше моих сил! Больше сердце не выдержит. Пора кончить с этой скитальческой жизнью... Но все же у меня остаются надежды... Перехитрить меня не удастся никому. На шахматной доске жизни выручит только "ход коня"! Глупо идти прямой дорогой, если ее перегородила брошенная шайтаном скала. Завтра утром должна засверкать вспышка моего гения. Люди забегают и закрутятся в безумном хороводе под напев моей дудочки, такой скромной и слабой. Только бы хватило сил, только бы скорпион несчастья не ужалил меня прямо в сердце в то мгновение, когда удача уже может подхватить меня и вскинуть на гребень волны.
Дуда задвинул засов входной двери. Отвернул войлок посредине комнаты. Под ним показалась небольшая дверца люка.
Стараясь не шуметь, Дуда опустился в черное отверстие. Ощупью, в полной темноте, прошел он несколько шагов и наткнулся на вторую лестницу, ведущую кверху. Осторожно он поднялся по ней и оказался в каморке с узким длинным столом посередине... Через маленькое окно лился слабый звездный свет.
Дуда стал на колени и опустил голову на руки. Тихо, про себя, читал он молитвы, сперва по-арабски, потом на каком-то другом языке.
Он поднимал голову, смотрел на овальное окно, потом снова принимался за молитвы. Глухие рыдания потрясали его, и он с трудом удерживал их, стараясь сохранять тишину.
Наконец в окне показался яркий, точно раскаленный добела, край равнодушной полной луны, свершающей по небу свой обычный путь.
Стоя на коленях, Дуда выпрямился и вцепился руками в край стола... Бледный печальный луч осветил стоящие на столе узкие носилки, сплетенные из прутьев.
На носилках лежало женское тело в темной шелковой одежде. Оно так исхудало и высохло, что едва намечалось среди складок платья. Две маленькие ручки скрестились на груди, и на них блеснули серебряные кольца. Дуда откинулся назад и с трепетом ожидал... Когда диск луны заполнил окно, на его ярком серебристом фоне четко вырисовался нежный профиль.
Дуда с безумной страстностью шептал:
– Я здесь, твой верный слуга... Я здесь, возле тебя, как всегда!.. Неясная, безгрешная Мариам! Слышишь ли ты меня? Протяни свою маленькую ручку и коснись моего лба! Укрепи
Он жадно всматривался в профиль, все еще надеясь, что поднимутся ресницы и лицо вздрогнет снова, пробудившись к жизни.
– Судьба! Всюду рок! Ужасная судьба, с которой не может справиться даже моя неукротимая воля. Судьба ломает все, что я наметил, все, что я подготовил, разрушая все заклинания, но я все же не сдаюсь!..
Луна медленно подвигалась, уходила. Вот она исчезла, и нежный профиль потонул во мраке.
Дуда упал на колени, кусая пальцы, стараясь подавить глухие рыдания.
– Светлая, безгрешная Мариам умерла. Я вижу ее в последний раз. В последний раз. Завтра ее отнесут в обитель вечного покоя!...
Вдруг его привели в себя крики, раздавшиеся во дворе:
– Дуда, резчик печатей! Открой дверь, или мы ее выломаем!
Дуда колебался несколько мгновений; затем, быстро поднявшись, вернулся в свою комнату и закрыл люк старым войлоком.
В дверь настойчиво продолжали стучать. Он отодвинул засов.
Черный раб с пылающим факелом шагнул внутрь каморки, наполнив ее дымом. За ним на пороге стоял человек в полосатом плаще, которого Дуда знал как самого свирепого из палачей халифа.
– Ты - Дуда, резчик печатей, прозванный Праведным?
– Ты сказал истину, почтенный Мансур, меч правосудия и могучая защита трона его святейшества!
– Сейчас ты пойдешь со мной, и мы проверим, насколько ты праведный. Рабы, возьмите этого человека за руки и держите, чтоб он в темноте не убежал. Он колдун, может обратиться в летучую мышь и улететь.
– Я и так покорно повинуюсь, мой господин!
– Дуда послушно подставил свои руки, и два черных раба быстро скрутили их жесткими веревками.
Глава третья. ВО ДВОРЦЕ ВЕЛИКОГО ХАЛИФА
Когда два негра, державшие за руки Дуду, поднялись с ним из подвала во двор, Дуда вдруг так пронзительно закричал, что спавшие на крыше люди стали просыпаться и отовсюду доносилась брань:
– За что вы мучаете праведного старика? Оставьте его! Злодеи!
Мансур торопил негров:
– Скорей, скорей вперед!
Дуда упирался:
– Зачем эти бесхвостые обезьяны выворачивают мне руки? Ведь руки меня кормят! Я пойду и так...
Он с непонятной силой повернулся к одному из негров:
– Смотри мне в глаза, копченый свиной окорок! Сейчас ты сам захочешь улечься на земле, здесь, прямо на верблюжьем помете! Ложись! Засыпай скорее, как сурок!
Огромный негр в пестром балахоне с медным кольцом в носу вдруг зашатался, осел я лег на бок.
Дуда повернулся ко второму негру и, впиваясь в него горящими глазами, продолжал:
– И ты тоже, перезрелая тыква, уже захотел спать! Ложись рядом с твоим приятелем-лентяем и начинай храпеть, как этот черный буйвол!
Второй негр, шатаясь, подошел к лежащему, свалился возле него, и оба громко захрапели.
Мансур, разъяренный, бросался к спавшим неграм, толкал их ногами и неистово ругался. Потом он вытер концом матерчатого пояса пот со лба и повернулся к Дуде, спокойно стоящему с протянутыми к небу руками.
– Жемчужная луна!
– говорил Дуда.
– Ты равно светишь великим и малым, умным и глупцам. Проясни головы непонимающим, чтобы они не тащили Дуду Праведного, как тушу зарезанного барана!