К повороту стоять!
Шрифт:
Флотские офицеры были здесь редкими гостями. Половый, увидав мичманский сюртук и кортик, устроил гостя на местечко почище и шлепнул на стол засаленную книжку меню. Но не успел Сережа сделать заказ, как рядом вразнобой грянуло:
Не слышно на палубах песен, Эгейские волны шумят… Нам берег и душен и тесен, Суровые стражи не спят… [11]11
Песня
Сережа обернулся. Соседний стол, (вернее, два стола, сдвинутые вместе), украшал привычный nature morte [12] : тарелки с остатками дешевых закусок, ведерный самовар, батарея винных бутылок и штофов казенного белого хлебного вина [13] . Пели трое: тощий студент в мундире Училища Правоведения («чижик-пыжик», как их прозвали за желто-зеленые мундиры и зимние пыжиковые шапки), коротко стриженный широкоплечий крепыш с петлицами «техноложки» и еще один, в сдвинутой на затылок фуражке Межевого института.
12
(итал.) Натюрморт. Жанр живописи, изображение даров земли и моря.
13
Так тогда называли водку
Кроме этих трех, за сдвинутыми столами устроилось еще с полдюжины народу, в том числе и две барышни, чей облик выдавал курсисток. Одна пыталась подпевать. Голос у нее был очень даже неплох, но слов она не знала, а потому, путалась в куплетах, сбивалась и краснела.
Раскинулось небо широко, Теряются волны вдали. Отсюда уйдем мы далеко, Подальше от грешной земли…Песню Сережа узнал. Няня, ходившая за мальчиком, пока ему не исполнилось пять лет, законная супружница отцовского вестового Игната, который за время службы побывал с Ильей Андреевичам под всеми широтами, частенько напевала ее возле детской кроватки:
Не правда ль, ты много страдала? Минуту свиданья лови… Ты долго меня ожидала, Приплыл я на голос любви.Правда, в нянином исполнении песенка звучала жалостливо, а студенты пели ее, как героическую балладу:
Спалив бригантину султана, Я в море врагов утопил И к милой с турецкою раной, КакЗемлемер грохнул кружкой о столешницу, отчего самовар подпрыгнул на гнутых ножках, и еще раз проревел последнюю строку:
..как с лучшим подарком приплыл!По залу одобрительно загудели голоса – песня понравилась.
– …Сербия разорена войной и не даст помощи. – «чижик-пыжик» звякнул вилкой по краю блюда с жареной поросятиной. – Румыны – те еще вояки…
Видимо, Сережа стал невольным свидетелем спора, завязавшегося до его появления.
– А как же Вильгельм Первый? – землемер ткнул пальцем через плечо, что, видимо, должно было означать направление на Берлин. – Он-то нам союзник?
– Что Вильгельм? – пренебрежительно отмахнулся правовед. – Все решает Бисмарк, а он сказал: весь балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. На Германию нечего рассчитывать, удержат от вмешательства Австрию, и то ладно!
– Николай прав, союзников у нас нет. – добавил стриженый крепыш и потянулся через стол за штофом, – А идти на попятную поздно – если войска отойдут за Дунай, турки отыграются на болгарских христианах. Прошлогодняя резня – пятьдесят тысяч душ, женщины, дети, старики – покажется тогда детской забавой! – Мы можем ответить на фанатизм мусульман только решимостью! – горячился «чижик-пыжик». – Чем больше добровольцев отправится в Болгарию, тем вернее государь доведет войну до решительного результата!
– Не понимаю, как можно желать военных успехов нашим доморощенным тиранам!
Сережа встрепенулся. Говорила барышня лет восемнадцати. Мичман прислушиваться.
– Вы что, не читали Маркса? – продолжала курсистка. – Он называл Российскую империю палачом европейских революций! Вот и теперь, стоит царю занять Константинополь, и он вернет времена самой черной реакции. После такой победы никто ему слова поперек не скажет, ни в России, ни за ее пределами!
Сережа не верил своим ушам. Когда финский студент язвительно отзывается о России – это еще можно было понять. Но курсистка-то русская, по всему видно, из интеллигентной семьи…
– Не могу с вами согласиться, Нина. – покачал головой землемер. – Вас послушать, так надо радоваться неудачам наших войск! Зачем тогда наши друзья едут сражаться в Болгарию? Зачем по всей стране собирают средства на оружие для повстанцев?
– Чтобы болгары сами завоевали свободу, не призывая на помощь деспота! – гневно отрезала девица. – Или вы полагаете, что царь и впрямь радеет за болгар и боснийцев? Ему нужны Босфор и Дарданеллы, чтобы стать, как и его отец, жандармом Европы, а вы столь наивны, что готовы ему помогать!
Она театрально рассмеялась, обвела собеседников торжествующим взглядом – и встретилась глазами с Сережей, который внимал спорщикам из-за своего столика. Лицо ее сразу сделалось каменное; собеседники, уловив перемену, обернулись и тоже увидели мичмана.
За сдвинутым столом повисла звенящая, настороженная тишина, Сережа, внезапно сделавшись центром внимания, замер. Он кожей ощущал недоброжелательность, сгущавшуюся вокруг, будто наэлектризованное облако.
– Друзья, нас, оказывается, подслушивают!