К Пушкинской тропе! Поэзия и антипоэзия в Интернете
Шрифт:
За усыпляющим сирено-плавным звучанием – опять-таки поверхностное, безнравственное, ошибочное восприятие мира, выраженное человеком, не владеющим даром ясной, правильной русской речи. Да и то: скажи мне, кто твои друзья…
Летим, не видя неба второпях,а нам оттуда подарили просинь…и шапочки из снега на ветвяхзастывших в зимнем полонезе сосен;и это ощущение судьбы,которую мы ловкими рукамипытаемся избавить от борьбысУдивительно, насколько общесайтовская зараза – стремление из кожи вон из каких-то совершенно наипустейших мелочей слепить нечто глубинное, эпохально-важное, то есть из идейного мусора сотворить подлинный поэтический шедевр, насколько эта тлетворная болезнь поразила нынче большинство сочинителей в интернете!
Авторам-то наверняка кажется, что шедевры такие выходят из-под их перьев и клавиатур, да не кажется, а они явно убеждены в этом, только Настоящая-то Классическая Поэзия эти бессильные потуги немощными потугами и видит, искренне страдает по сей причине на забытых высотах своих, но пробиться к сердцам заполонивших всемирную паутину пиитов массового пошиба уже не в состоянии – между ними вязкая, опасная топь безнравственности и безбожия.
И вот эти главки хроники изливаю я скорее для себя самого, чтобы более основательно разобраться в кризисе, безжалостно захлестнувшем русскую словесность, испокон славившуюся злободневностью, глубиной и чувственной духовностью. Человека, смирившегося с грехом, признавшего его единственно верной нормой жизни, не переубедишь. Господь только может сделать это. Но сказать о всеобщей беде необходимо. И без того она стала перед нами бахуровской стеной, кривоватой, однако не очень поддающейся давлению и лопнуть не собирающейся.
И всё же, и всё же, и всё же – многозначительно сказал Твардовский. И всё же непременно найдутся читатели, которым нужна, как воздух и сама жизнь, классическая литература, которые и сами готовы стать в ряды её защитников, борцов за высокую нравственность. И непременно станут. Несмотря на то, что Истину нынешние кривдолюбцы оттеснили на задворки…
10
16.01.18 г.,
Пророка Малахии
…Вчера, в конце дня, методом «на что ляжет глаз», выбрал на знакомых сайтах труды авторов и перепечатал, чтобы сегодня, с утра, взяться за изрядно затянувшийся анализ поэтического кризиса в интернете (а короче он и не может быть из-за серьёзности и злободевности проблемы). Но преподобный Иларион дал моим намерениям другой ход. Вот что прочитал я в «Оптинском цветнике» и перепечатал в хронику:
ИЗ ИЛАРИОНА ОПТИНСКОГО
Если
Я уже упоминал, что поэтическая работа содержит в себе некоторое противоречие православным истинам (к счастью, при желании сочинителя, легко разрешимое). Горячие чувства мешают спасительному смирению, а без этих горячих чувств стихи и поэмы превращаются в мёртвый, никому не нужный лёд.
Причём, если даже начинаешь работу над чем-то в спокойном, невоодушевлённом состоянии, то по мере наплыва мыслей и чувства вместе с ними наплывают, не спрашивая разрешения. И если новая вещь обличительного, пророческого, по словам Василия Великого, свойства, то всё явственнее становится чувство резкого отрицания зла, превращающееся в явный гнев на того, кто зло сотворяет, внедряет в нашу жизнь, вольно или невольно.
Вот потому-то и необходимо, спасительно необходимо глубокое раскаяние после любой писательской работы, связанной или не связанной с критикой, и даже любви посвящённой. Ведь в каждой строчке – чувственное горение сердца. («Всю душу выплещу в слова», – сказал Есенин с гениальной точностью, а она поэту требуется не менее других свойств таланта).
Спасительно необходимо раскаяние за грехи, совершённые во время создания стихов, а оно, при настоящем творчестве, почти всегда подчинено больше сердцу, чем рассудку. Раскаяние не только за те грехи, которые ты потом осознал, но и за те, которые остались невыявленными.
Как надо раскаиваться? Лучше всего раскрыть душу духовнику. Если такого нет – батюшке. А уж если и священника пока нет – Господу Иисусу Христу. Хоть весь день просите Его простить ваши согрешения. Это будет Ему по душе, будет радостно. И Он вас, конечно, простит.
Обязательно при раскаивании искренне обвините себя в бесконечно совершаемых согрешениях, совершаемых, если честно, больше всех, простите всех, кого критиковали и обличали, попросите и у них прощения себе, великогрешному, но зло при этом по-прежнему считайте единственным врагом своим и всего человечества. Всем нам надо с этим опасным вражиной держать ухо востро.
Но если в суете дневной забудете про это святое дело, и на другой день забудете, и на третий, то есть войдёте в атеистическо-светское непослушание жизненно важным Советам, ждите напоминания в любом виде – от комического до трагического. Мне вот сегодня один из оптинцев с печальной улыбкой погрозил пальцем. И я решил приступать к дальнейшему разбору не ранее, чем завтра. А сегодня – успокоюсь, помолюсь, любимых святых отцов и литераторов почитаю, Метнера послушаю. Уже несколько дней переписываю его вещи в особую папку (для оформления материалов, которые редактирую для радио «Воскресение». Редактирование – дело приятное и полезное. Вот еще и здесь помощь от Бога ощутил. Великая слава Ему, вновь родившемуся нынче для нашего Спасения.
И еще немного добавлю к сказанному. Сейчас точно не помню, кто сказал, Василий Великий или Феофан Затворник, о том, что любая работа, даже служба священника, уводит от Бога. Бог требует к себе полного, а не частичного внимания. И потому любая мысль, связанная с делом, с земным, отодвигает Бога на второй, а то и на третий план. И здесь, в окружении забот суетных, надобно исповедаться и просить прощения. И выходит, что моления людей творческих не исключение никакое, а ещё одно правило, не вполне нами усвоенное (только что дошло до меня).