К суду истории. О Сталине и сталинизме

Медведев Рой Александрович

По свидетельству С. Н. Осмоловской, жены близкого друга Кирова П. П. Петровского, за несколько дней до убийства Кирова было совершено покушение и на Петровского. К нему подошли двое неизвестных и стали наносить удары железными предметами. Петровскому удалось, прикрыв голову, убежать. Узнав об убийстве Кирова, Петровский сразу сказал жене, что это дело рук Сталина. И таких рассказов можно приводить немало.

Вскоре после убийства Кирова руководителей Ленинградского управления НКВД Ф. Медведя, И. Запорожца и нескольких других, обвинив в преступной халатности, сняли и направили на работу в органы НКВД на Дальнем Востоке. Но в 1937 г. все они были расстреляны. «Можно думать, – не без основания заявил на XX съезде КПСС Н. С. Хрущев, – что их расстреляли затем, чтобы замести следы организаторов убийства Кирова».

Заслуживает быть

отмеченным и то, что уже вечером 1 декабря 1934 г. по телефонному распоряжению Сталина секретарь ЦИК СССР А. Енукидзе составил и обнародовал постановление ЦИК и СНК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик». Согласие же членов Политбюро, СНК и ЦИК СССР оформили опросом только через два дня. В данном постановлении говорилось:

«Внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников Советской власти: 1) Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней. 2) Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде. 3) Дела слушать без участия сторон. 4) Кассационные обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать. 5) Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговоров» [320] .

Фактически это было постановление о терроре, беспрецедентное в условиях мирного времени, так как открывало широкий простор для беззаконий. Ведь при желании любое «политическое дело» можно было подать как подготовку к террористическому акту. Ускоренный порядок следствия толкал к поверхностному рассмотрению дел и прямым фальсификациям, мешал определить, виновен или не виновен подследственный.

На основании данного постановления десятки дел, находившихся к 1 декабря 1934 г. в производстве в различных инстанциях, ничем не связанных с убийством Кирова, но подпадавших под широко толкуемое понятие «контрреволюция», были в спешном порядке переданы в Военную коллегию Верховного суда СССР и также спешно рассмотрены выездными сессиями этой грозной коллегии. Почти всех обвиняемых по этим делам приговорили к расстрелу, о чем и было объявлено 6 декабря, то есть в день похорон С. М. Кирова. В Ленинграде было расстреляно 39 и в Москве 29 человек. (Как сообщалось, Военная коллегия все же возвратила некоторые дела на доследование, что лишний раз показывает юридическую нелепость требований об ускоренном порядке следствия.) В последующие дни было сообщено об аресте 12 человек в Минске (9 из них были расстреляны) и 37 человек в Киеве (28 расстреляны) [321] .

С необычной поспешностью велось и следствие об убийстве Кирова. Уже 22 декабря было объявлено, что Николаев является якобы членом террористической организации, образованной из членов бывшей зиновьевской оппозиции, и что «ленинградский центр» оппозиции принял решение убить Кирова, с которым у зиновьевцев особые счеты. Были названы и члены «ленинградского центра», большинство которых действительно примыкало в прошлом к зиновьевцам. 27 декабря газеты опубликовали «Обвинительное заключение», под которым стояли подписи прокурора СССР А. Я. Вышинского и следователя Л. Шейнина. В обвинительном заключении утверждалось, что убийство Кирова было лишь частью далеко идущего плана, включающего убийство Сталина и других членов Политбюро. Сообщалось также, что ленинградскую «террористическую группу» возглавлял якобы И. И. Котолынов, который в 20-е гг. был секретарем Выборгского райкома комсомола и членом ЦК ВЛКСМ. Здесь же говорилось, что убийца получил 5 тыс. рублей от одного иностранного консула, осуществлявшего связь между заговорщиками и Троцким. (Из СССР в это время был выслан консул Латвии. Латвийское правительство категорически отрицало причастность своего консула к убийству Кирова.)

Даже анализ опубликованного текста «Обвинительного заключения» позволяет обнаружить в нем немало противоречий и несоответствий. Виновными признали себя только трое, включая и Николаева. Но его показания, на которых и держалось все обвинение, расходились с показаниями других обвиняемых. Не подтверждали версии «ленинградского центра» и вещественные улики – дневник Николаева, его записные книжки и прочее. В «Обвинительном заключении» эти материалы названы «фальшивками», составленными в целях «маскировки». Не были опубликованы в печати ни показания

обвиняемых, ни текст приговора. Один из военюристов, присутствовавших на процессе, сообщил мне, что Николаев вел себя на судебном разбирательстве иначе, чем на допросе у Сталина. Он признался в умышленном убийстве Кирова по заданию «ленинградского центра» и обличал членов этого центра. Но большинство обвиняемых не признали себя виновными и заявили, что видят Николаева впервые. Это не помешало приговорить всех подсудимых к расстрелу и немедленно привести приговор в исполнение.

Очень важным является свидетельство бывшего работника НКВД Кацафы, который неотлучно дежурил в камере Николаева, пытавшегося покончить с собой. Николаев рассказывал Кацафе об организации чекистами убийства Кирова и о том, что ему обещали сохранить жизнь, если он покажет на ленинградских зиновьевцев как на инициаторов и руководителей террористического акта. Он спрашивал Кацафу – не обманут ли его? Когда на суде был оглашен приговор, Николаев стал кричать и вырываться из рук охраны. Естественно, что Кацафа в 1934 г. не верил ни одному слову Николаева, но в 1956 г. он передал в ЦК КПСС в письменном виде свои свидетельства.

Вскоре после убийства Кирова стали возникать и распространяться некоторые «отвлекающие» версии. В Ленинграде немало говорили о том, что Николаев убил Кирова из ревности, ибо Киров стал якобы ухаживать за женой Николаева. В печати появлялись цитаты из некоторых белоэмигрантских изданий с призывами к убийству большевистских вождей. Но Сталина не устраивали эти версии. Еще в начале следствия Сталин выяснил, кто в Ленинграде занимается делами бывших зиновьевцев, и потребовал дать ему соответствующие данные. В Ленинграде действительно была небольшая группа зиновьевцев, которая иногда проводила полулегальные собрания. Чекисты знали ее состав и просили у Кирова санкции на арест членов этой группы. Но Киров отказался дать такую санкцию, так как не считал эту группу опасной, полагая, что ее можно будет привлечь на сторону большинства партии без репрессий. Весь список зиновьевцев Ленинграда с резолюцией Кирова принесли Сталину из архива НКВД. Имея перед собой этой документ, а также список зиновьевцев Москвы, Сталин сам составил списки «московского» и «ленинградского» центров. По свидетельству бывшего члена КПК О. Г. Шатуновской, оба эти списка сохранились в архивах, с них снимали фотокопии, по ним проводили графологическую экспертизу. Показательно, что Сталин некоторых бывших оппозиционеров записал вначале в «московский центр», а затем перенес в «ленинградский», и наоборот. Все поименованные Сталиным лица были арестованы.

Надо сказать, что в 1934 г. версия Сталина о том, что именно сторонники Зиновьева организовали убийство Кирова, могла показаться правдоподобной, ибо именно Ленинград был в свое время центром зиновьевской оппозиции. Но именно эта «правдоподобность» заставляет сегодня отнестись к этой версии с сомнением. Никому из бывших зиновьевцев убийство Кирова не могло принести никаких политических выгод. Между тем весь характер следствия, руководимого Сталиным, а также цепь последующих событий позволяют предположить, что Киров был убит не без ведома Сталина. Киров долгое время считался близким другом Сталина. Но мы знаем теперь, как мало значили для последнего дружеские и родственные связи, когда речь шла о достижении политических целей.

Важно отметить, что та часть постановления ЦИК СССР, в которой говорилось об ускоренном – не более десяти дней – проведении следствия, в последующие месяцы и годы уже не применялась. Вероятно, только в деле об убийстве Кирова Сталину важно было добиться быстрой судебной расправы, чтобы упрятать концы в воду. (Остальные пункты закона от 1 декабря остались в силе. Обвинение в террористической деятельности было самым излюбленным в 1937 – 1938 гг., поскольку позволяло не заботиться о какой бы то ни было законности в суде и следствии.)

Киров, хоть и обладал многими чертами, характерными для окружения Сталина, все же как личность во многом отличался от него. Он был прост и доступен, близок рабочим, часто бывал на предприятиях, обладал огромной энергией, ярким ораторским талантом, неплохой теоретической подготовкой. Влияние Кирова в стране росло, и в 1934 г. он был, несомненно, вторым по авторитету человеком в партии. Известно также, что, когда летом 1934 г. Сталин впервые серьезно заболел и возник вопрос о его возможном преемнике на посту генсека, Политбюро единодушно высказалось за кандидатуру С. М. Кирова.