К тебе я руки протяну…
Шрифт:
— Ральт, подойди, сядь со мной рядом.
— Что, госпожа?
— Дай ладонь. Ты уж прости, но руки не поднимаются.
— Все в порядке, госпожа.
Он держал ее ладонь, наслаждаясь теплом. Теплом дышали стены и уже разгоревшийся огонь в очаге, теплой была ее рука, почти горячей, и ему вдруг показалось, что где-то у него внутри, за сердцем затеплился огонек. Усталые мышцы расслабились. Он тихонько вздохнул и отпустил Ильравен.
Лучница сползла по стене, пробормотав что-то об отсутствии аппетита, и свернулась клубочком.
Они добирались до Приюта всю ночь, неудивительно, что Вен так устала.
Снег продолжал идти.
Его разбудил голос Ильравен. Она почти свалилась с лежанки, сбросив с себя одеяло.
Кошмары. Ральт подошел, аккуратно передвинул ее к стене и, укрыв одеялом, тихонько подул в лицо. Так иногда делала тетка Кара, повариха Голубятни, когда младшим снилась буря.
Не подействовало. Вен сжала губы и зажмурилась.
— Ххолодно.
Холодно? Ральт спал в одной рубашке.
— Ххолодно.
Неуверенно он протянул руку и коснулся ее лба. Горячий. Ральт замер в растерянности.
— Госпожа, госпожа… — Он потряс Ильравен за плечо. Безрезультатно. — Госпожа!
Ральт выдохнул и, будто бы на что-то решившись, шепнул:
— Вен!
— Что? — Лучница вскинулась и немедленно со стоном упала обратно.
Растерянный взгляд сфокусировался на Ральте.
— Я заболела.
— Что мне делать, госпожа?
— Коли уж начал, так зови по имени! — На секунду Ильравен стала прежней, но тут же снова обмякла и заговорила тише. — Лоб горячий?
— Да.
— Скверно… Возьми в монашкиных сумках мешочки с травами. Смешаешь… те, на которых белые и зеленые кружки… по щепотке. Завари котелок… Напоишь меня. Я могу не узнать тебя. Не бойся. Только влей… влей в меня эту дрянь. Остудить не забудь.
— Хорошо, Вен, я все сделаю.
Вечером их первого дня в Приюте Ильравен впала в забытье, мечась по лежанке. Невнятное бормотание сменялось стонами. Ральт перенес одеяло и сел рядом, готовый подхватить, если она начнет падать.
Он заставил ее выпить весь котелок, хотя она отталкивала его с силой, странной для больной. Часть отвара досталась его рубашке. Он стирал пот с ее лба, а потом, наплевав на приличия и стыдливость, с ее тела. Растирал холодные ступни шерстяным одеялом. Укутывал, чтобы она пропотела, и переодевал ее, благо было во что. Он вспомнил все, что знал о лечении. Не так уж много. Безмерно мало.
К исходу следующих суток Ильравен, наконец, затихла, и Ральт рухнул в сон, примостившись на лежанке рядом с Вен.
Он проснулся в шаге от бури. Полутора суток хватило, чтобы якорь вытянуло из земли. В отчаянии он потряс Ильравен.
— Вен! Вен! Рьмат Всемогущая, помоги мне!
Вен не отвечала.
По щекам потекли слезы бессилия. Ральт скорчился на коленях рядом с Вен и завыл, предчувствуя падение. Только
Ветер стих. И буря отодвинулась. Ненамного. Что это?
Вен, не открывая глаз, в полубреду протянула руку и коснулась Ральта.
— Я долж….шна.
Ральт громко всхлипнул и, выхватив тряпку из талой воды в котелке, аккуратно провел ею по горячему лбу Вен.
В неверном свете очага они напоминали двух неумелых любовников, страшащихся причинить друг другу боль вместо радости. Обжигающие руки Ильравен, ведомые долгом и обещанием, скользили по груди Ральта, скинувшего рубашку. Прохладные ладони Ральта несли мимолетное облегчение пышущему жаром телу Вен.
Буря отступала, уводя за собой болезнь, и вскоре лучница уснула, удобно устроившись на плече Ральта.
Не бойтесь, ибо страх есть буря. Опасайтесь, ибо буря пребудет рядом с вами всегда. Тень бури на лице твоем. Служение — твой якорь.
Губы выговаривали привычные слова.
Тепло, словно летним утром. Солнышко светит. Солнышко. Вен…
Они проснулись одновременно… Вен сладко потянулась, скользнув ладонью по щеке Ральта. Она приподнялась на локтях и взглянула ему в лицо.
— Спасибо, Ральт. При скоротечной горячке нельзя оставаться одному.
— Спасибо, Вен.
— Мне-то за что?
— За избавление от бури.
— Рьмат милосердный! Я сумела дотронуться до тебя?
Ральт кивнул, неловко садясь на лежанке.
— Скоро будет завтрак, Вен. Вы лежите пока.
— Вот и славно. В кои-то веки поваляться!
6. Почти дома
Она успела подхватить меня у самого края.
Острый выступ скалы уперся в мое плечо. В шаге впереди билась снежная буря. Каменный козырек защищал от ветра, но снег поднимался выше и выше. Уже по грудь. Мысли ворочались в голове мельничными жерновами. Серо.
Похолодало настолько, что пришлось повесить толстый полог на вход. Вен рассмеялась, увидев специальные штырьки на потолке, украшенные замысловатым узором: «Дети Шаль — затейники, молодцы».
Мы проспали целый день и ночь, поднимаясь только перекусить. Вен была еще слаба, а я заботился о ней. На остальное не было сил.
Неподалеку журчал ручей. Припекало солнышко. Нежарко. В самый раз. Я улыбнулся, потянулся сорвать травинку и царапнул пальцами каменный пол. Сон. Но вода продолжала журчать. Я тихонько поднялся, стараясь не разбудить Вен, и откинул полог. Снега не было. Светлый узкий поток бежал недалеко от пещеры. Капель разбивалась о темный камень под ногами, разлетаясь сияющими брызгами, мгновенно высыхающими на теплом ветру. Над перевалом царило солнце.