К вопросу о миражах
Шрифт:
– Ну, тогда хотя бы новый анекдот расскажи, – не унимался Блинов.
Своим напором Саша немного раскачал Кудрина, усталость отступила и он даже как-то встрепенулся.
– Значит так, – начал Женя, – пьяница зашел с бутылкой водки в автобус и плюхнулся на сиденье.
– Эй, а за проезд, – крикнула контролерша.
– Ну, за проезд, так за проезд, – сказал мужик и отхлебнул из горла.
Блинов захохотал и от удовольствия захлопал в ладони, уж очень ему нравились анекдоты про алкашей; он, видимо, чувствовал в этих образах
А ты знаешь, Женька, что такое настоящая усталость? – спросил он.
– Ну, поведай, – устало проговорил Кудрин.
– Это когда ты входишь в комнату, – начал Блинов, – а там, на кровати, лежит обнаженная красотка. Ты подходишь к ней, раздеваешься, сбрасываешь ее на пол – и… ложишься спать.
Женя улыбнулся и, поднявшись со своего стула, стал собираться домой.
– Может все-таки по маленькой, – жалобным голосом проговорил Блинов.
– Да нет Саша, в другой раз, – ответил Кудрин и, попрощавшись, вышел из кабинета.
На следующий день, не заходя к себе на работу, он отправился в Октябрьский РОВД. Женя быстро нашел кабинет майора Евсеева и, постучавшись, открыл дверь.
– Да, заходите – сказал немолодой человек, сидящий за столом.
– Лейтенант милиции Кудрин Евгений, – представился он майору и показал свое удостоверение личности.
– А, помню, мне вчера вечером Паша Николаев звонил, – проговорил майор, – проходи лейтенант и присаживайся на стул, а я пока попрошу зайти нашего инспектора БХСС Николая Зайцева, он звонил в твое отделение милиции по поводу брошки.
Через несколько минут в кабинет зашел молодой мужчина с широкими плечами и короткой стрижкой на голове.
– Знакомьтесь, – сказал Евсеев, – капитан милиции Зайцев Николай, а этот молодой человек – лейтенант милиции Кудрин Евгений из Красногвардейского РОВД. Это по поводу брошки.
Зайцев не спеша сел и неторопливо начал рассказывать.
– Несколько дней назад нам поступила сводка-ориентировка о краже картины и брошки из квартиры на Коломенском проезде, – сказал он, – мы в сою очередь проинформировали своих доверенных лиц об этом. И вот вчера вечером, один из них сообщил, что днем к директору ювелирной мастерской на Ленинском проспекте, приходил человек и просил оценить брошку, очень похожую на ту, которая была на рисунке ориентировки.
– Вот как! – вырвалось у Кудрина, – а каким образом он увидел ту брошку, он что, на потолке сидел?
Зайцев удивленно посмотрел на Женю и грубо ответил: «Тебе что, это очень важно, он случайно находился за стеллажом в этом помещении и успел рассмотреть эту брошку. Кстати, директор сам его попросил разобрать тот стеллаж, а потом просто забыл про моего человека. Он просил оценить эту брошку, но продавать не хотел.
Директор ничего не сказал, а только попросил разговор продолжить на улице, после чего они вышли из мастерской.
– Понял, – ответил Кудрин, – извините меня товарищ капитан за несдержанность.
– Да
– Молодой еще парень, – сказал молчавший Евсеев, – но ничего, опыт приходит с годами, а вот то, что он попросил извинения за свою горячность – похвально, не каждому дано преступить через свою гордыню и извиниться.
– Да забыли уже, – проговорил Зайцев, – я думаю, что надо сейчас посетить директора ювелирной мастерской и узнать, кто принес ему брошку.
– А кто этот директор ювелирной мастерской? – спросил Женя.
– Это некий Лайман Борис Моисеевич, – ответил Зайцев, – старый хитрый ювелир, который работает в этой мастерской еще с довоенных лет. Он несколько раз фигурировал в уголовных делах по хищению драгметаллов, но всякий раз выходил сухим из воды.
– Крутой дядя! – воскликнул Женя.
– Не то слово, – ответил Зайцев.
– А Вы, товарищ капитан, не раскроете с нашим приходом своего человека? – спросил Кудрин.
– Правильные вопросы задает лейтенант, – с улыбкой сказал Евсеев.
– Да нет, когда директор с тем мужиком вышли на улицу, мой человек незаметно вышел оттуда. А потом, мы просто покажем Лайману рисунок и посмотрим на его реакцию; мой приход, по его разумению, ничего хорошего для него не сулит. Вот Лайман и будет в своей голове, как на весах взвешивать, говорить правду или молчать. У меня кое-что есть, что сказать ему, думаю, он будет сговорчив.
Через несколько минут они уже шагали по Ленинскому проспекту в направлении ювелирной мастерской.
Минут через двадцать они подошли к жилому дому, на первом этаже которого красовалась вывеска «Ювелирная мастерская». Они зашли в небольшую комнату, в центре которой стоял стол, на котором восседал грузный полный мужчина.
– Добрый день, – сказал Зайцев, – мы к Борису Моисеевичу.
– А Вы что, с ним договаривались? – спросил он.
– Он всегда рад видеть меня, – ответил капитан, показывая свое удостоверение личности.
– А, это меняет дело, – проговорил мужчина, – Вам тогда в последнюю комнату по коридору.
Постучавшись, они зашли туда; за столом сидел человек и что-то писал.
– Доброго здоровья Борис Моисеевич, – протяжно проговорил Зайцев.
– И Вам не хворать, – ответил он, вставая со своего кресла.
Женя с интересом посмотрел на него; это был пожилой мужчина с роскошным профилем: густыми вьющимися седыми волосами, ухоженной белой бородой и атлетическим строением без выраженных возрастных изменений. Одет он был в стильный темно-синий костюм, накрахмаленную белую рубашку и бабочку синего цвета.
– Что Вас привело ко мне? – спросил он, указывая рукой на стулья, стоящие у стола.
– Как Ваше самочувствие Борис Моисеевич? – вопросом на вопрос проговорил Зайцев.
– Но ведь Вы не за этим сюда пожаловали? – спросил ювелир, – и я скажу, что здоровье мое в полном порядке.