К вопросу о миражах

Куликов Георгий

Евсеев улыбнулся и, Жене стало понятно, что с чувством юмора у него все в порядке.

Спустя полчаса они подъехали на милицейской машине к жилому зданию, в торце которого на первом этаже располагался пункт приема макулатуры. Они вошли и увидели, что все помещение было завалено связками газет и журналов, а в углу за небольшим столом сидел человек среднего возраста и что-то писал.

– Вы принесли макулатуру? – спросил он.

– Нет, мы из милиции, товарищ Кашкин, – сказал Евсеев, показывая ему свое удостоверение личности.

– Слушаю Вас, – проговорил

он, поднимаясь со стула.

– Какая Ваша главная обязанность, товарищ Кашкин? – громко сказал майор, – принимать и вовремя сдавать нужную стране макулатуру. Так?

– А я только этим и занимаюсь, – пробормотал он.

Было заметно, что Кашкин слегка побледнел, и зубы его барабанили мелкую дрожь.

– Да не все ты договариваешь, что под нами сейчас происходит? – спросил, нахмурив брови Евсеев.

– Где, где? – спросил Кашкин.

– Тебе что, в рифму ответить? – громко пробасил майор, – кто у тебя сейчас в подвале?

– Да так, знакомые тут люди некоторые пришли, – сжавшись, как пружина, ответил он.

– Что-то ты все мнешься и заикаешься, давай, веди в подвал, – грозно сказал Евсеев.

Мошкин, в сопровождении Евсеева и Кудрина, подошел к двери в торце комнаты и открыл ее. Они увидели лестницу, ведущую в подвал.

– Я пойду первым, – сказал майор, – а Вы за мной. Он, перед тем как спуститься вниз, незаметно шепнул Жене, чтобы тот на всякий случай снял с предохранителя свой пистолет.

Они спустились вниз по ступеням в полуподвальную комнату, из дверей которой слышались грубые ругательства и звон стаканов. Когда они зашли в помещение, то увидели сидящих за столом четырех мужчин. Комната была пропитана табачным дымом, самогоном и запахом кислой капусты; в углу стоял потрепанный диван, а под самым потолком виднелось приоткрытое небольшое окно, воздух из которого, видимо, не мог побороть зловещий табачный смог.

На столе вперемежку лежали куски хлеба, колбаса, тарелка с кислой капустой и огурцами, граненые стаканы с налитым самогоном и колода карт.

– О, менты прибыли, – улыбаясь, сказал один из сидящих за столом.

– Товарищ начальник, – обратился он к Евсееву, – ничего здесь криминального нет, просто играем в дурака.

Майор подошел к столу и показал на смятые десятирублевки.

– Не знаю, в какого такого дурака вы тут играете, только азартные игры на деньги у нас запрещены законом, – спокойно ответил он.

Со стула поднялся человек с морщинистым лицом, красным носом и беспокойными глазами и проговорил: – А деньги здесь лежат на водку, скинулись мы тут, так как ее всю выпили, не предъявишь начальник ничего.

– А ты «Артист» вообще молчи, ты же не пьешь, вот и сейчас не в пример твоим товарищам, трезвый как стеклышко, – ответил Евсеев и в этот момент у «Артиста» из кармана что-то выпало и с глухим звуком ударилось о пол. Кудрин моментально нагнулся и осторожно кончиками пальцев поднял упавший предмет. Это был финский нож: стальной клинок его был прямой, чуть больше длины ладони, рукоятка была из дерева с углублениями для пальцев, чтобы можно было надежно держать нож в руках.

– А

это что такое? – спросил Евсеев и уставился на «Артиста».

Было видно, как лицо его дрогнуло, ноздри широко раздулись, а выпученные глаза устремились на финку, которую аккуратно держал Кудрин.

– Не моя эта финка, я же не по этой части, – пробурчал «Артист».

– Конечно, не твоя, с неба свалилась, – ответил Женя, аккуратно упаковывая нож в кусок бумаги, лежавший на столе.

– Да, Кашкин, – сказал Евсеев, – у тебя тут не только азартные игры, но и люди с холодным оружием.

– Да я не знал, – запричитал он.

– А теперь – все наверх и в машину, – громко произнес майор, – только без фокусов, ствол всегда со мной.

В отделе Женя, по договоренности с майором, в отведенном ему кабинете, решил сам опросить «Артиста».

Когда его привели в кабинет, Женя еще раз более внимательно посмотрел на него. Перед ним стоял худощавый человек небольшого роста с бледным продолговатым лицом. Но несмотря на его усталый, заторможенный вид, взгляд был цепкий, настороженный, готовый к любой провокации. Потертый пиджак бросался в глаза, как будто он всем говорил, что я, мол, простой рабочий парень как большинство граждан. Однако, длинные пальцы рук наводили на мысль, что он либо музыкант, либо вор-карманник. И еще, Женя обратил внимание, что на среднем пальце его правой руки красовалась татуировка с изображением паука, а на безымянном – татуировка с бубновым тузом.

– Ну что, гражданин, Варламов Петр Сергеевич, допрыгался, – проговорил Кудрин, – криминалистику еще никто не отменял, так, что через пару часов будет заключение эксперта о наличии твоих пальчиков на ноже.

Пот выступил у него на лбу, губы задвигались, судорожно глотая слюну, он отвернулся, уставившись в окно.

– Ну что, так и будешь молчать? – спросил Женя.

– Ну, признаю, – неожиданно сказал «Артист», – купил нож вчера на Даниловском рынке.

– Ты же знаешь, что финский нож с таким лезвием приравнивается к холодному оружию, – тихо проговорил Кудрин.

Затем, как его учили в школе милиции, он сразу же задал еще вопрос, абсолютно не относящийся ни к ножу, ни к карточной игре.

– Где брошка-балеринка? – громко спросил он.

«Артист» встрепенулся, поднял на Кудрина глаза, пытаясь сообразить, что ответить.

– Еще раз спрашиваю, где брошка? – повторил вопрос Женя.

«Артист» промолчал, как будто не слышал, полез в карман куртки и спокойно достал ту самую брошку-балеринку, рисунок которой прочно въелся в память Кудрина.

– Все равно перед камерой меня будут обыскивать, так уж лучше я сам ее вам отдам, – не моргнув глазом, сказал Варламов.

– Откуда она у тебя? – спросил Кудрин.

– Да вчера, вечером перекинулись в очко, а у «Тюри» деньги закончились, вот он ее на кон поставил и проиграл, – ответил «Артист».

– А кто это – «Тюря»? – спросил Женя.

– Ты что, начальник, не местный что ли, – ответил он, – его в районе все знают.

– А больше этот «Тюря» ничего на кон не ставил? – уточнил Женя.