К востоку от Эдема. Том 2
Шрифт:
— Нет, — сказал Ли. Это по-восточному, непрямо и учтиво, я даю понять, что желал бы узнать ваше мнение прежде, чем выразить свое.
— Ты это мне в укор говоришь?
— Да, в укор, — сказал Ли. — Отложив в сторону свою восточную учтивость, скажу прямо, что старею и становлюсь брюзглив. Раздражителен становлюсь. Разве вы не слышали, что все китайцы-слуги, старея, сохраняют верность, но характер у них портится.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Я не обиделся.
— Не пойму я это завещание, — сказал Адам растерянно.
— Но вы-то ведь знали своего брата. И если не можете его понять, то как же могу я, никогда его не видевший?
Адам встал и вышел в коридор; он не заметил тени, скользнувшей за дверь. Принес из своей комнаты блеклый коричневый дагерротип и положил на стол перед Ли.
— Вот это мой брат Карл, — сказал Адам и, вернувшись к двери, затворил ее.
Ли вгляделся в старинную, на металле, фотографию, наклоняя ее под лампой в одну, в другую сторону, гася блики.
— Давным-давно снято, — сказал Адам. — Еще до того как я в армию ушел.
— Трудно разобрать, — сказал Ли, нагнувшись ближе к металлической пластинке. — Но, судя по выражению лица, я бы не сказал, что у вашего брата было очень тонкое чувство юмора.
— У Карла его не было вовсе, — сказал Адам. — Он никогда не смеялся.
— Я не о том. Читая в письме об условиях завещания, я подумал, что он, возможно, обладал чувством юмора, но грубым и жестоким. Он любил вас?
— Не знаю, — сказал Адам. — Иногда казалось, что любил. А однажды он чуть не убил меня.
— Да, это есть у него в лице — и любовь, и способность убить. И сочетание этих двух свойств сделало из него скрягу; скряга, скаред — это ведь, испуганный человек, прячущийся за крепостной стеною денег. Он знал вашу жену?
— Да.
— Любил ее?
— Терпеть не мог.
— В сущности, это не важно, — вздохнул Ли. — Не в этом же ваша проблема?
— Не в этом.
— И вы хотите ее четко выразить и рассмотреть?
— Вот именно.
— Ну что же, я слушаю вас.
— Голова моя что-то плохо работает.
— Хотите, чтобы я разложил за вас карты? Со стороны иногда видней.
— Давай, раскладывай.
— Хорошо же. — И вдруг Ли хмыкнул, на лице у него выразилось удивление. Худенькой рукой он взялся за подбородок, сказал: — Черт побери! Странная мысль мелькнула.
Адам пошевелился неуютно.
— О чем ты? Не скрытничай, — раздраженно произнес он. — А то смотрю на тебя, как неграмотный в книгу.
Ли, не отвечая,
— Это опиум? — жестко спросил Адам.
— Нет, — ответил Ли. — Это дешевый сорт китайского табака, неприятный на вкус.
— Зачем же ты куришь его?
— Не знаю, — сказал Ли. — Наверно, потому что, как мне кажется, он проясняет мне ум. — Ли сощурил веки. Ладно, попробую расправить ваши мысли, как лапшу после нарезки, и просушить на солнце. Эта женщина и посейчас жива, и посейчас ваша жена. По букве завещания ей достается пятьдесят с лишним тысяч долларов. Это крупная сумма. На эти деньги можно сделать много добра и много зла. Знай ваш брат, где она и чем занимается, пожелал бы он оставить ей эти деньги? Суд всегда бывает склонен выполнить волю завещателя.
— Нет, не оставил бы ей брат, — сказал Адам. Но тут же вспомнил визиты Карла к девушкам в гостиницу, на верхний этаж.
— Решите-ка, подумайте-ка за него, — сказал Ли. То, чем занимается ваша жена, само по себе ни хорошо, ни худо. Святость может произрасти из любой почвы. На эти деньги она, возможно, сотворит какое-нибудь доброе дело. Нет мощнее толчка к творению добра, чем угрызения совести.
— Она сказала мне, что сделает, когда накопит деньги, — поежился Адам. Тут убийством пахнет, а не добрыми делами.
— Значит, по-вашему, лучше, чтобы у нее этих денег не было?
— Она грозилась погубить многих уважаемых людей в Салинасе. И это в ее силах.
— Понятно, — сказал Ли. — Я рад, что мое дело тут сторона. У этих уважаемых людей, должно быть, порядком подмокла репутация. Значит, по-вашему, нравственнее будет не давать ей этих денег?
— Да.
— Ну что ж. Она здесь безымянна и безродна. Шлюха возникает, как гриб из земли. Если она и узнает об этих деньгах, все равно без вашей помощи не сможет их заполучить.
— Пожалуй. Да, без моей помощи она их вряд ли получит.
Ли взял трубку, медной палочкой выковырнул золу, снова набил табаком. Четырежды пыхнул неторопливо, приподняв тяжелые веки и глядя на Адама.
— Проблема весьма деликатная, — сказал он. — С вашего позволения, я предложу ее на рассмотренье моим почтенным родичам — не называя имен, разумеется. Они обследуют ее тщательно, как мальчишка, выискивающий у собаки клещей. Я уверен, они достигнут интересных результатов. — Он положил трубку на стол. — Но у вас-то нет ведь выбора?