Кабачок нью-фаундлендцев
Шрифт:
— Стоп! Задний ход! Стоп!
В каюте полная тишина. «Может быть, еще не упущено время высадить эту женщину?»
Траулер остановился между молами. К нему приближались шлюпки. Между ними пробирался рыбачий баркас.
Но матрос был ранен. Пришлось оставить его на берегу. Его спустили в рыбачью плоскодонку. Женщины, стоявшие на молу, пришли в ужас: они были суеверны. Да тут еще юнга чуть не бросился в воду — до того боялся уходить в море!
— Вперед!.. Средний!.. Полный!
Что до Ле Кленша, то он осваивал свои владения,
«Моя дорогая невеста! Восемь часов утра. Мы отходим. Город уже скрылся из виду и…»
Мегрэ раскурил новую трубку и поднялся, чтобы лучше видеть все вокруг. Он владел всеми этими людьми, он словно заставлял их действовать на судне, окидывая его взглядом.
Первый завтрак в узкой офицерской кают-компании: Фаллю, помощник, главный механик и радист. И капитан объявляет, что будет есть один, у себя в каюте.
Такого еще никогда не бывало. Нелепая идея! Все напрасно стараются угадать причину его решения.
И Мегрэ, опершись лбом на руку, ворчит:
— Носить пищу капитану в каюту поручено юнге. Капитан едва приотворяет дверь или прячет Адель под кроватью, которую нарочно поднял выше обычного.
Они вдвоем едят одну порцию. В первый раз женщина смеется, и Фаллю, разумеется, отдает ей почти всю свою долю.
Он слишком серьезен. Она насмехается над ним. Ласкает его. Он уступает. Улыбается.
Но разве на полубаке матросы уже не толкуют о дурном глазе? Разве они не судачат о том, почему капитан ест один? К тому же никто никогда раньше не видел, чтобы капитан все время носил в кармане ключ от своей каюты.
Теперь вращаются оба винта. Траулер завибрировал, так он и будет вибрировать все три месяца.
Внизу Малыш Луи и другие матросы бросают уголь в пылающую топку по восемь — десять часов в сутки или в полудреме следят за давлением масла.
Три дня. Это общее мнение. Понадобилось три дня, чтобы создать тревожную атмосферу. И с этого дня у матросов зародилось сомнение, не сошел ли Фаллю с ума.
Почему? Из ревности? Но Адель заявила, что увидела Ле Кленша только на четвертый день.
До тех пор он слишком занят своей аппаратурой. Он ловит сообщения для собственного удовольствия. Пытается что-то передать. И с наушниками на голове исписывает страницу за страницей, как будто почта сразу же доставит их его невесте.
Три дня. Все они едва успели познакомиться друг с другом. Быть может, главный механик, прильнув лицом к стеклу иллюминатора, заметил молодую женщину? Но не обмолвился об этом ни словом.
Атмосфера на борту создается лишь постепенно, по мере того, как люди сближаются, переживая общие приключения. Но пока еще они даже не начали ловить рыбу. Надо ждать, пока они встретят большой косяк там, у Ньюфаундленда, по другую сторону Атлантики, а это будет не раньше чем через десять дней.
Мегрэ стоял на капитанском мостике, и если бы кто-нибудь из матросов проснулся, он заинтересовался
Он старался понять! Все действующие лица были на своих местах, со свойственным им образом мыслей, занятые своими заботами. Но с этого момента уже невозможно было ничего угадать. Здесь был большой пробел. Комиссар мог вспомнить только то, что ему сообщили участники рейса.
Приблизительно на третий день капитан Фаллю и радист стали враждебно смотреть друг на друга. У каждого в кармане лежал револьвер. Казалось, они боятся друг друга…
Однако Ле Клеши не стал еще тогда любовником Адели.
С тех пор капитан словно обезумел.
Они уже вышли в Атлантике за зону, где ходят пакетботы. Если им встречались суда, то это тоже были английские или немецкие траулеры, направлявшиеся на место лова.
Может быть, Адель теряла терпение, жаловалась на затворническую жизнь?
«Как безумный». Все свидетельства сходились на этом. Вряд ли одна лишь Адель могла вызвать такое потрясение у уравновешенного человека, для которого порядок всю жизнь был религией. Он разрешил ей две-три прогулки на палубе ночью, со множеством предосторожностей.
Тогда почему же он стал вести себя как безумный?
Свидетельства следуют одно за другим.
Он приказал поставить сеть в таком месте, где, сколько помнят матросы, никто никогда еще не поймал ни одной трески.
И он не был ни нервным, ни вспыльчивым, ни желчным. Это был обыкновенный обыватель, который одно время мечтал соединить свою жизнь с жизнью своей квартирной хозяйки г-жи Бернар и закончить дни в доме, полном вышивок, на улице Этрета.
Один за другим происходят несчастные случаи. Когда наконец они встретили косяк и начали ловить рыбу, ее засолили так плохо, что она неизбежно должна была испортиться в пути.
Фаллю не новичок, он вот-вот должен уйти на пенсию. До сих пор никто еще не мог его ни в чем упрекнуть.
Ест он по-прежнему один у себя в каюте.
— Он дулся на меня, — расскажет потом Адель. — Целые дни, даже недели не говорил со мной. Потом вдруг на него находило.
Порыв чувственности. Адель здесь, у него. Делит с ним постель. И все же он неделями держится, не поддается ей, пока соблазн не становится слишком сильным.
Поступил бы он так же, если бы его мучила только ревность?
Главный механик вертится вокруг притягивающей его каюты. Но у него не хватает смелости взломать замок.
И наконец, эпилог: «Океан» возвращается во Францию, полный плохо засоленной трески.
Должно быть, по дороге капитан составил завещание, где он просит никого не винить в его смерти.
Значит, он хочет умереть. Хочет покончить с собой. Но ведь никто из экипажа, кроме него самого, не может определить координаты судна, а он чересчур проникнут морским духом, чтобы не привести сначала свой траулер в гавань.