Каббала и бесы
Шрифт:
Сами взаимоотношения Левы с его раввином психологически вполне объяснимы. Безусловно, для Левы, практически не помнящего родного отца, раввин на подсознательном уровне становится его заместителем. Не случайно он пытается подражать раввину поистине во всем – в этом тоже проявляются его инфантилизм и стремление найти замену отцу.
Этим же на самом деле и объясняется та тактика молчания, которую он выбирает, вместо того чтобы прямо сказать о том, что его мучает: отец не может, не должен не обратить внимание на такую странность в поведении сына – ведь он обязан понимать ВСЁ, что с ним происходит!
Но как раз душевной чуткости
Настаивая на Левиной женитьбе на Злате, раввин, по сути дела, не видит в нем личность, индивидуума, имеющего право на некие отличающие его от других чувства. Для него он – «типичный молодой жених» и вообще некий «типовой еврей» с относительно «типовой биографией».
Однако ведь и реб Вульф является не менее ортодоксальным евреем, чем Левин раввин, но, тем не менее, его взгляд на природу брака совершенно иной. Для реб Вульфа супружеский союз – прежде всего союз двух индивидуумов, и его точка зрения – это тоже точка зрения ортодоксального иудаизма:
«Женитьба – это целое предприятие, – сказал реб Вульф, выслушав Левины сомнения. – С женой детей воспитывать, по ночам вставать, ухаживать за ней, если заболеет, раздражение ее выносить, после скандалов мириться. Когда начинаешь с человеком жить, многое чего открывается. Со стороны не заметишь, и ни одна сваха не расскажет, даже если и слышала. Это и когда любишь, тяжело, а если еле выносишь, вообще невозможно. Ты, конечно, сам решай, но я бы на твоем месте жениться не стал. Когда твоя пара попадется – сердце само подскажет».
О том, что Злата – не та девушка, с которой ему следует создать семью, вроде бы призван свидетельствовать и сон Левы в период мучающих его сомнений. Кубик, который он пытается безуспешно слепить из пены и льда, вероятно, является символом дома, невозможности построить этот дом вместе со Златой, а пронизывающий его во сне холод является антиподом тепла домашнего очага…
Тем не менее малодушие и эгоизм, которые проявляет Лева во всей этой истории, не делает ему чести и дает раввину право выставить его поступку ту страшную оценку, которую он и выставил. Об этом свидетельствует и попытка Левы сопоставить себя с Корахом (в христианской традиции – Кореем), выбравшим тактику молчания в общении с Моше. Но ведь Корах – один из самых отрицательных героев Библии, символ гордыни, жажды власти и многих других пороков. И наказание, посланное Кораху и его сторонникам Богом, было поистине ужасно…
Эгоизм Левы отчетливо виден и в его реакции на слова раввина и изгнание из ешивы, и в той высшей ценности, которую он придает собственным слезам… Таким образом, все вновь оказывается неоднозначно, и каждый читатель вправе сам решать, кому из героев отдать свои симпатии или вообще никому их не отдавать.
Есть в «Левиной женитьбе» и еще один пласт, который может остаться вообще не замеченным неискушенным читате– лем – мистический.
Но тот, кто уже привык решать «дифференциальные уравнения» Якова Шехтера, наверняка обратит внимание на целый ряд странностей в отношении героя к Злате: его влечет к ее телу, но ему неприятно ее лицо (которое,
Писатель словно намеренно дразнит читателя, предлагая ему выдвинуть свою каббалистическую версию происходящего в рассказе. И версии эти могут быть самые различные.
К примеру, можно предположить, что в предыдущем своем воплощении в нашем материальном мире герои рассказа были супругами. И тогда именно Злата «перевернула телегу» их совместной жизни. Будучи не в состоянии ей это простить, Лева чувствует отвращение, глядя на ее лицо, и… вожделение при взгляде на ее тело. Новое воплощение стало для них шансом начать все с начала, «не оглядываясь назад», но теперь этого не произошло уже из-за Левы…
Впрочем, повторю, таких версий можно выстроить множество, но кто может сказать, какая из них правильная? И эта многоплановость – одно из лучших доказательств писательского мастерства Якова Шехтера.
Ита
Прекрасная и пронзительная новелла о любви, являющаяся своеобразной антитезой и продолжением «Левиной женитьбы», показывая, чем в итоге может обернуться согласие жениться по принятым в ортодоксальной еврейской среде правилам, та самая молчаливая «покладистость» в выборе невесты, которую отказался проявить Лева.
Ключ к смыслу рассказа заключен в самом его названии: в переводе с еврейского «ита» означает «с ней».
У каждого человека, согласно иудаизму, есть свой «зивуг», своя «истинная пара», предназначенная только ему, и лишь супружеский союз с этой парой может принести подлинное семейное счастье. Имя героини как бы свидетельствует: рассказывающий эту историю хасид должен был быть ИТА, С НЕЙ, по-настоящему счастлив, мог быть счастлив, но так и не обрел этого счастья…
Почему не обрел? Этот вопрос, как и все стержневые вопросы своих рассказов, Шехтер оставляет открытым, предоставляя его читателю.
Сам рассказ наполнен легко узнаваемыми чертами быта и образа жизни ортодоксальной еврейской семьи, а еще точнее – семьи приверженцев ХАБАДа в дни жизни Седьмого, и последнего, Любавичского Ребе.
В отличие от представителей других течений ортодоксального иудаизма, хабадники служат в рядах израильской армии, и главный герой в итоге оказывается в военном раввинате, где получает профессию писца мезуз и переписчика Торы, пользующуюся огромным спросом в еврейском мире, – ведь без мезузы на дверном косяке нельзя представить ни один еврейский дом…
Поэтому не удивительно, что после демобилизации из армии он представляется «очень подходящей партией» для еврейских девушек из религиозных семей.
Шехтер предельно точно описывает, как протекают в этой среде знакомство парня с девушкой и сватовство, завершающееся свадьбой. И те чувства, которые испытывает герой рассказа по отношению к представляемым ему девушкам («Но не пошло у меня с красавицами-умницами, просто до обидного не пошло. Словно какой прибор в груди скрывался; стоило только посмотреть на девушку, как сразу понимал – не то. Чего именно мне хотелось, вряд ли бы смог объяснить. Знал только: это – не то»), как нельзя лучше доказывают, что ни одна из них не являлась его «истинной парой».