Кабинет фей
Шрифт:
— Вот моя дочь, она принесла вам показать свои свадебные подарки: на ней женился король Премил, он безумно влюблен в нее, и теперь они счастливы как никто на свете.
Тут же перед принцессой расстелили золотую и серебряную парчу, и на ней разложили драгоценности, кружева, ленты в огромных корзинах из золотой филиграни. Краплёна, вертясь вокруг, все старалась, чтобы луч солнца пал на кольцо короля и поиграл в нем, поэтому Флорине не приходилось сомневаться в своем несчастье. В отчаянии она закричала, чтобы унесли поскорее с глаз долой всю эту столь ужасную для нее роскошь, ибо отныне носить ей один лишь траур, и что всему она теперь предпочтет смерть. Она упала в обморок,
Принцесса, едва очнувшись от обморока, задумалась о том, как с нею обходятся, какое дурное обращение ей приходится сносить от недостойной мачехи и что надежда назвать супругом короля Премила теперь навсегда утрачена. Тут скорбь ее сделалась столь нестерпима, что она проплакала всю ночь; подошла она к окошку и все жаловалась горестно. Когда же забрезжил день, прикрыла окошко и продолжала плакать.
Следующей ночью она снова открыла окошко и принялась горько рыдать и вздыхать, проливая потоки слез; с наступлением дня же снова спряталась в своей каморке.
А тем временем король Премил или, лучше сказать, синяя птица, все летал без устали вокруг дворца: он рассудил, что где-то в нем держат взаперти дорогую его принцессу и, должно быть, ее жалобы не менее горьки. Он подлетал к окнам совсем близко и заглядывал в комнаты, но, боясь, что заметит его Краплёна, не решался на большее. «Жизнь моя в опасности, — рассуждал он, — если эти злодейки узнают, где я, то, уж верно, пожелают отомстить. Придется поберечься — или же рискнуть жизнью». Все это принуждало к осторожности, и пел он только по ночам.
Напротив окошка Флорины рос кипарис необычайной высоты: король-Синяя птица уселся на его высокую ветку и тут же услышал, как кто-то жалуется:
— Долго ли мне еще терпеть? Когда же смерть избавит меня от мучений? Кто боится ее, к тем она приходит слишком рано, я же мечтаю о ней, но жестокая избегает меня. Ах, бесчеловечная королева, что я тебе сделала, чем заслужила это ужасное заточение? Разве больше тебе негде мучить меня? Только одного тебе надо — побахвалиться предо мною счастием твоей презренной дочери с королем Премилом!
Король-птица ни слова не пропустил из всех этих жалоб; он с нетерпением ждал рассвета, чтобы увидеть даму, которая так горевала, но та до зари захлопнула окошко и удалилась.
Король вернулся следующей ночью. Луна ярко сияла, и он увидел девицу, которая принялась сетовать у окна.
— О жестокая Фортуна, — говорила она, — ты всегда льстила меня надеждой царствовать, ты одарила меня любовью моего батюшки, — за что же теперь топишь ты меня в море скорби? Неужто в столь нежном возрасте нам уже суждено изведать твое непостоянство? Явись, жестокая, молю тебя, прекрати мои беды!
Чем больше слушал король-птица, тем яснее становилось ему, что это его милая принцесса. Он сказал:
— Обожаемая Флорина, чудо наших дней, зачем стремитесь вы безвременно пресечь собственные? Горе ваше поправимо.
— Ах! — воскликнула она. — Кто это говорит со мною так утешительно?
— Один несчастный король, — продолжала птица, — который любит вас и никогда никого иного любить не будет!
— Король любит меня? — произнесла она. — Не ловушка ли это, приготовленная моей врагинею? Если она хочет узнать мои чувства, я готова рассказать ей
— Нет, о моя принцесса! Влюбленный, который говорит с вами, не способен предать вас!
Сказав так, он подлетел к окну. Флорина сначала испугалась необычной птицы, молвившей столь разумные речи, как будто она была человеком, но красота оперения и нежные слова скоро ее успокоили.
— Неужто мне снова дано видеть вас, о моя принцесса? — воскликнул король. — Но, увы, эта радость омрачена вашим заточением и тем положением, на которое злобная Суссио обрекла меня на семь лет.
— Но вы-то сами кто, премилый мой птах? — спросила принцесса.
— Вы назвали мое имя, — отвечал король, — и все притворяетесь, что не узнали меня!
— Как! Величайший из властелинов мира — король Премил — он, он превращен в маленькую пташку, что сидит на моей руке?
— Увы, прекрасная Флорина, так и есть, — отвечал король, — и утешением для меня служит лишь одно: я принял это испытание, но не отрекся от страсти к вам!
— Ко мне! — проговорила Флорина. — Не пытайтесь меня обмануть, я знаю, вы женились на Краплёне, я узнала на ее пальце ваше кольцо. Я видела, как она вся сияла в бриллиантах, подаренных вами! Она пришла оскорблять меня в моей темнице, в венце и королевской мантии, которую получила от вас, а я… я сидела в цепях и оковах!
— Вы видели Краплёну в подобном наряде? — перебил король. — Она и ее мать осмелились сказать вам, что все эти драгоценности подарил ей я? О, Небо! Возможно ли?! Я слышу подобную ложь и не могу отомстить немедленно! Знайте же, что они хотели меня обмануть, что, назвавшись вашим именем, эта безобразная Краплёна заставила меня похитить себя! Но я, едва осознав свою ошибку, тут же пожелал бежать от нее и наконец предпочел стать синей птицей на семь лет, чем нарушить верность, в которой поклялся вам!
Флорине так отрадно было говорить со своим милым возлюбленным, что она уже не помнила о тяготах заточения. Как только она не утешала его, как не убеждала, что и сама пойдет ради него на жертвы, не меньшие тех, на которые он пошел ради нее. День уже занимался, и почти все офицеры были на ногах, а синяя птица и принцесса все еще беседовали. Тяжко было им расставаться, и они решили каждую ночь встречаться подобным образом. Нет слов выразить, как счастливы они были, что вновь нашли друг друга; каждый без конца благодарил Амура и Фортуну. Между тем Флорина немало тревожилась за короля-Синюю птицу: «Кто же защитит его от охотников, — думала она, — или от орлиных когтей, или от голодного ястреба, который съест его с таким аппетитом, будто вовсе и не короля великого ест? О небо! Что будет со мной, когда его легкие и тонкие перышки, гонимые ветром, долетят до окна моей темницы, вестники беды, что так страшит меня?» От этой мысли бедная принцесса глаз сомкнуть не могла, ведь, когда любишь, мечты кажутся явью, а то, что прежде казалось невозможным, теперь мнится самым что ни на есть вероятным. Поэтому принцесса весь день провела в слезах, до самого того часа, когда пора было подходить к окошку. А у прекрасной птицы день прошел в раздумьях о своей милой. «Как я счастлив, что нашел ее! — говорил он себе. — Как она очаровательна! Как живо я чувствую ее любовь ко мне!» Тут он принимался считать, сколько остается ему до конца испытания, — ибо никто еще не жаждал избавления с таким нетерпением, как наш пылкий влюбленный. А поскольку ему хотелось окружить Флорину самой нежной заботой, он слетал в столицу своего королевства, влетел во дворец и проник в свой кабинет через разбитое окно. Там он взял бриллиантовые серьги такой тонкой работы, что красивей никогда и не бывало, принес их Флорине и попросил надеть.