Кабинет фей
Шрифт:
Пока он говорил, принцесса смотрела на него, изумленная.
— Так это вы, вы, милый Персинет, — сказала она, — тот, кого я так давно желала видеть и о ком мне рассказывали столько удивительного! Как я рада, что вы хотите быть моим другом! Ну, раз вы за меня, то не страшна мне злая Ворчунья!
Побеседовали так еще немножко, и направилась Прелестница во дворец, где ее ждал конь, взнузданный и покрытый попоной. Персинет сам привел его на конюшню, и все поняли, что конь этот для нее. Прелестница уселась в седло, и, поскольку это был скакун горячих кровей, паж вел его под уздцы, то и дело оборачиваясь взглянуть на принцессу, так радостно ему было ее видеть.
Привели коня и Ворчунье, но подле коня
И вот на полпути встретили Ворчунью, та же ехала в открытой карете, согнувшись, ссутулившись хуже любой крестьянки. Король и принцесса обнялись и расцеловались с нею. Ей подвели коня, чтобы дальше ехать верхом, но, увидев скакуна Прелестницы, она вскричала:
— Как?! У этой девчонки конь красивее моего? Уж лучше не быть мне королевой и воротиться в замок, чем позволить так себя унизить!
Король тут же приказал принцессе спешиться и просить Ворчунью оказать ей честь сесть на ее коня. Принцесса повиновалась безмолвно. Ворчунья же, и глазом не моргнув и не поблагодарив, тотчас взгромоздилась в седло, как мешок с грязным бельем; а чтоб она не свалилась, коня держали восемь дворян. Но и тут была не рада и всё что-то ворчала сквозь зубы. Спросили, что гневит ее; «а то, — отвечала, — что мне, раз я госпожа, угодно приказать держать уздечку зеленому пажу, как держал он ее, когда вел Прелестницу». Король приказал зеленому пажу вести коня королевы. Персинет с принцессой взглянули друг на друга, да промолчали. Паж повиновался, и весь двор тронулся в путь. Барабаны затрещали, трубы запели — и поднялся тут невыносимый шум да гром. А Ворчунье только того и надо: нос крючком, рот перекошен, едет и думает, что краше самой Прелестницы. Но тут вдруг нежданно-негаданно как закружится прекрасный скакун, как полетит — никому его не удержать: и понес Ворчунью. Она же, хватаясь то за седло, то за гриву, вопила во всю мочь; наконец свалилась, зацепившись ногой за стремя, а конь всё тащил ее по камням, колючкам и грязи, где она и осталась лежать замертво. Кинулись ее искать и вскорости нашли. Вся она была в ссадинах, на голове четыре или пять ран, рука сломана: никто еще не видывал невесты в столь плачевном состоянии.
Король был в отчаянии. Новобрачную собрали по кусочкам, как разбитый стакан: шапочка тут, башмаки там. Ее отнесли в город, уложили и позвали лучших хирургов. Она же, как ей ни худо, всё бушует:
— Это проделки Прелестницы: уверена, что сего красивого и зловредного коня выбрала она с умыслом меня соблазнить и погубить; а посему пускай король поступит по справедливости, не то вернусь в мой богатый замок, а его больше и видеть не желаю.
Королю доложили о гневе Ворчуньи. А коль скоро его-то главной страстью тут был расчет, то при одной мысли, что лишится тысячи бочек с золотом и бриллиантами, он весь похолодел; сам прибежал к скаредной страдалице, пал к ее ногам и поклялся наказать Прелестницу сообразно ее вине и предоставить ее судьбу решать Ворчунье; та сказала, что этого будет довольно, и тут же велела послать за принцессой.
Едва лишь принцессе доложили, что ее зовет Ворчунья, как вся она побледнела и затрепетала, ибо не сомневалась, что не обласкать ее собираются. Оглядевшись, нет ли вблизи Персинета, она его не нашла и печально направилась в покои злобной мачехи. Не успела Прелестница войти, как закрыли все двери, и четыре женщины, больше похожие на четырех фурий, набросились
— Ну же! Ну же! Смелей! — вопила безжалостная Ворчунья. — Расцарапайте ее всю, выдерите как следует, в клочья порвите эту белую кожу, которой она так гордится.
Прелестница, оказавшись в такой беде, совсем уж было затосковала по Персинету; однако она была почти нага и из скромности не пожелала, чтобы принц видел ее такую; вот и приготовилась пострадать, как несчастный агнец. У каждой из четырех фурий было по вязанке жутких розог да еще по толстой метле из таких же прутьев про запас, ими они без продыху и охаживали бедняжку, а Ворчунья кричала:
— Сильнее! Сильнее! Вы ее жалеете!
Тут уж всяк бы подумал, что с принцессы с живой кожу содрали; однако ж бывает, что судят-рядят, а о чем — не знают; ибо любезный Персинет так отвел глаза этим жестоким прислужницам, что думали они, будто розгами машут, а на деле-то держали в руках перья тысячи цветов и оттенков; и едва Прелестница это увидела, как перестала бояться и проговорила тихонько:
— Ах, Персинет, ведь это вы великодушно явились мне на помощь! Что бы я без вас делала?!
А мучительницы наконец утомились пороть и уже рукой не могли двинуть. На принцессу накинули одежды и выставили ее вон, осыпая ругательствами.
Вернулась она к себе и притворилась, что тяжко страдает; улеглась в постель и приказала остаться с нею только няне; принялась рассказывать ей о своих злоключениях и за беседой заснула. Няня ушла, а принцесса, пробудившись, заметила, что в уголке спальни стоит и не смеет подойти зеленый паж. Тут уж сказала она, что никогда не забудет, скольким ему обязана, и умоляет не оставлять ее на произвол злодейки; после чего попросила его удалиться, ибо ей всегда говорили, что нехорошо оставаться наедине с мальчиками. Он отвечал, что, как могла она уже и заметить, полон к ней почтения, и поскольку она — его госпожа, то повинуется ей во всем, даже и претерпевая некоторые неудобства из-за этого. На том он ее и оставил, посоветовав притвориться, что захворала принцесса от жестокого обращения, коему подверглась.
Ворчунье так отрадно было узнать о плачевном состоянии Прелестницы, что она поправилась вдвое быстрее, чем ожидалось; свадьбу сыграли с самым пышным великолепием. Но король, зная, что больше всего Ворчунье нравится, когда хвалят ее красоту, заказал ее портрет и устроил в ее честь турнир, на котором шесть самых ловких рыцарей королевства должны были сперва громогласно объявить, что королева Ворчунья прекраснее всех принцесс на свете, а потом подтвердить это в состязании. Множество рыцарей, из краев ближних и дальних, съехались сюда доказать обратное. Уродина явилась перед всеми на большом балконе, устланном золотой парчой; ей радостно было наблюдать, с какой ловкостью ее рыцари отстаивают ее неправое дело. Стоявшая позади Прелестница привлекала все взоры; глупая и чванливая Ворчунья думала, что это от нее никто глаз оторвать не может.
И когда, казалось, уже некому было оспаривать красоту Ворчуньи, вдруг появился юный рыцарь, державший чей-то портрет в бриллиантовой шкатулке: он заявил, что Ворчунья — безобразнейшая из женщин, а та, чей портрет в его ларце — прекраснейшая из девиц. Тут же он бросился на шестерых рыцарей и повалил их на землю; потом еще шестерых, а где шестеро, там и двадцать четыре — и он одолел их всех. Затем открыл шкатулку и сказал, что в утешение покажет им этот прекрасный портрет. Тут все узнали в нем Прелестницу, а рыцарь низко поклонился принцессе и удалился, не пожелав назвать своего имени; впрочем, она не сомневалась, что это был Персинет.