Кабинет фей
Шрифт:
— И как это ваш отец, не пускавший вас даже к моему брату, решился отправить вас в такую даль?
— Ах, сударыня! — воскликнул дон Габриэль, несколько смешавшись от такого вопроса. — Наш отец — человек достойнейший, он не мог бы воспрепятствовать столь благому делу!
Во время этой беседы граф, которого я иногда буду называть дон Эстеве, не произносил ни слова, так как донья Хуана запретила ему говорить, и всякий раз, стоило ему лишь открыть рот, тотчас прикладывала руку к его губам; подобная манера немало пугала его, и он был в отчаянии, что не предоставил роль больного своему кузену.
Для Понсе де Леона принесли ужин; из почтения он собирался есть в передней,
Он уже успел создать себе прелестный образ Исидоры, однако нашел ее настолько же прекраснее, чем свое о ней представление, насколько солнце ярче звезд. Как ни старался он сдерживать себя и не отдаваться в полную меру удовольствию полюбоваться ею, — все же иной раз, не в силах удержаться, подолгу задерживал на ней взор, столь страстный, что донья Хуана, временами поглядывавшая на него, заметила это и сказала:
— Позвольте же узнать, отчего вы так часто смотрите на мою племянницу?
— Сударыня, — отвечал он, не смущаясь, — я немного физиономист, всегда был страстно увлечен астрологией и осмелюсь сказать, что если в чем и преуспел, так это в гороскопах [125] .
— Боже мой, — сказала Исидора, — с какой радостью я побеседовала бы с вами — мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь предсказал мне судьбу.
— Ах, сударыня! — воскликнул дон Габриэль, уже едва владевший собою. — Такая особа, как вы, имеет все основания на самые радужные надежды!
125
Физиономистика; гороскопы. — В литературе конца XVII в. часто считались шарлатанством и вызывали многочисленные насмешки; иногда выступали темой для светской беседы, как, напр., во втором томе романа мадам де Лафайет «Принцесса Клевская» (Princesse de Cl`eves; 1678), где герцог Немурский переводит беседу о гороскопах, в которой принимает участие его возлюбленная, в галантное русло.
— Как, — вскричала донья Хуана, — вы, стало быть, читаете на лице ее какие-то счастливые предзнаменования?
— Я читаю на нем все, что только бывает на свете самого прекрасного! — отвечал он. — Никогда я не видел ничего подобного, я удивлен и потрясен, я, можно сказать, просто в восхищении!
— Вот, в самом деле, наука, в которой нет ни грубости, ни жестокости, — сказала Хуана. — Мне надо будет тоже с вами поговорить, я хочу знать все о моей счастливой судьбе.
Между тем графу сделалось дурно от голода, жары и скуки, ведь старуха не давала ему есть и приказала так укутать его, что он просто задыхался; кроме того, ее столь близкое присутствие доставляло ему крайнее неудовольствие. Чтобы отделаться от нее, он попросил разрешения хоть ненадолго встать.
— Согласна, — сказала она, — но только с условием: пусть ваш брат проследит, чтобы вам не давали ужинать.
Дон Габриэль с радостью согласился — ведь, хотя уход Исидоры опечалил его столь же, сколь графа — уход доньи Мелани, хлопотливая тетушка уже так надоела им обоим, что они сами попросили дам удалиться — разумеется, со всей учтивостью, какую предполагала взятая ими на себя роль пилигримов.
Оставшись наедине с капелланом, они при помощи разумных доводов объяснили ему, что больному необходимо поесть, иначе — смерть; рассудительный капеллан, к тому же сам оставшийся без
Когда они остались вдвоем, дон Габриэль спросил графа, видел ли он кого-нибудь, кто мог бы сравниться с Исидорой.
— Она и впрямь чудно хороша, — отвечал граф, — однако Мелани обладает в моих глазах столь неисчерпаемыми сокровищами прелести и очарования, у нее такая стройная талия, столь живой румянец, жемчужные зубки, блестящие черные волосы, такая веселость во всем ее существе, что все это трогает меня не меньше, чем нежная томность Исидоры [126] .
126
…все это трогает меня не меньше, чем нежная томность Исидоры. — Пара женских персонажей, противопоставленных по характерам и психологически оттеняющих друг друга: напр., меланхолическая Клелия и веселая жизнерадостная Плотина в «Клелии» Мадлен де Скюдери. Если голубоглазая блондинка выступает идеалом мягкой, женственной красоты, то румяная темпераментная брюнетка — пылкой и бурной чувственности.
— Я рад, — сказал дон Габриэль, — что вы остались равнодушны к ее несравненной красоте.
— Я этого не говорил, — отвечал граф, — напротив, я признаю, что она само совершенство; однако мне приятно, что достоинства ее сестры тронули меня более — ибо не хотите же вы, чтобы я стал вашим соперником?
— Да не допустит Бог! — воскликнул дон Габриэль. — Кажется, я предпочел бы смерть.
— Кстати сказать, — продолжал граф, — вы тут, кажется, сделались большим докой в астрологии, порадейте же за меня перед Мелани.
— Мне порадеть за вас? — засмеялся дон Габриэль. — Вы, стало быть, хотите влюбиться в нее?
— Я не желаю этого, — сказал граф, — и все же, на всякий случай, замолвите за меня словечко.
— Если можете сохранить свободу, храните ее! — посоветовал дон Габриэль.
— Ага! А что еще прикажете мне делать здесь?! — отозвался граф весьма забавным гневным тоном. — Неужели меня не ждет никакой награды за все, что придется претерпеть с доньей Хуаной? А уж будьте уверены, — прибавил он, — что она готовит моему терпению серьезные испытания — чего стоит один только ее интерес к моему здоровью.
Было уже так поздно, что они окончили беседу. Каждому отвели по спальне, которые разделяла лишь одна большая зала. Они спали мало и проснулись на заре, как и полагается начинающим влюбленным.
Исидора и Мелани, проводив тетушку в ее спальню, отправились к себе и улеглись вместе. Они хотели немного поболтать перед сном, однако так и не проронили ни слова, а лишь ворочались с боку на бок, поскольку были скорее взволнованы, чем утомлены.
— Почему вы не спите, милая сестрица? Уж не больны ли вы? — спросила наконец Исидора.
— А вы-то сами? — отвечала Мелани. — Вам что мешает заснуть? — Исидора глубоко вздохнула, лишь кратко ответив: «Не знаю», — и обе снова умолкли.
Однако прошло немного времени, и Мелани услышала, как сестра ее снова вздохнула.
— Ах! Что же это? — сказала она, обнимая ее. — Вы скрываете, отчего грустите — неужели вы мне так мало доверяете?
— Сама не знаю, со мной такое впервые в жизни, — отвечала ей сестра, — но эти слезы по такой недостойной причине, что нельзя проливать их без стыда!