Кабинет фей
Шрифт:
— Я надеюсь, что будет иначе, — перебила Мелани, — превращение, столь благоприятное для музыкантов, быть может, настроит наши сердца на желаемый ими лад, а поскольку мы всегда до сих пор старательно скрывали свои чувства, я все же надеюсь, что теперь наша любовь тронет их.
— Увы! Как вы заблуждаетесь, думая, что они еще не разгадали наш секрет! — сказала Исидора. — Наши глаза выдали то, что мы пытались скрыть, а язык взоров часто внятнее любого другого.
Мелани собиралась ответить, но тут пришли сказать им, чтобы поскорее одевались и что донья Хуана хочет пойти вместе с ними к Люсиль, чтобы предложить ей все, чем они могли бы ее порадовать. Девицы предпочли ничего не добавлять к своей природной красоте, лишь небрежно заплели волосы, украсив их нарциссами и жасмином; в платьях из легкой белой материи они
164
Аврора. — См. примеч. 3 к «Золотой Ветви».
Они явились к тетушке, а та немедленно отправилась к Люсиль, которая была еще в кровати, утомленная долгой дорогой и бессонной ночью — ведь она почти не спала с тех пор, как покинула Севилью. На лице ее вместе с радостью отражалась и тревога; впрочем, такая меланхоличность нисколько ей не вредила. Она была молода, стройна, наделена живым умом и весьма учтива, как и подобает благородной девице.
Донья Хуана проявила к ней явное дружелюбие; она сказала Люсиль, что, если та войдет в ее семью, ее будут так нежно любить, что ей не придется жалеть о содеянном ради дона Луиса. Исидора и Мелани уверяли ее в том же, ласково и мило, что красноречиво говорило о дружбе, которую обе питали к брату. Люсиль же всячески выказывала им, как рада оказаться здесь и как приятен ей их радушный прием.
Тут донья Хуана сменила тему беседы.
— Среди всех достоинств, так украшающих вас, — молвила она, — мой племянник назвал одно, которое мне очень по вкусу.
— А, понимаю вас, сударыня, — отвечала Люсиль с ласковой улыбкой, — он конечно же сказал вам, что я великая рассказчица романсов.
— И верно, — сказала Хуана, — а я, признаюсь, страсть какая до них охотница, словно дитя четырех лет от роду. Я бы, не мешкая, попросила вас рассказать мне что-нибудь, да вы ведь, наверное, устали с дороги.
Люсиль весьма учтиво ответила, что и впрямь притомилась, но ей все же хочется, не откладывая, засвидетельствовать госпоже почтение. Она задумалась на мгновение и начала:
Фортуната [165]
165
Тип сказки близок к АТ 425 (Необыкновенный супруг). Сказка о девушке, полюбившей заколдованного принца в облике цветка, есть и у Катрин Бернар — «Принц Розовый Куст», и написана она годом раньше, чем «Фортуната». Но полного соответствия устной традиции нет ни в первой, ни во второй.
— Ваша матушка принесла мне в приданое две скамеечки и соломенный тюфяк, — сказал он детям. — Теперь они ваши, как и моя курица, гвоздики в горшке и то серебряное кольцо, что я получил от одной знатной дамы, как-то остановившейся в моей бедной хижине. Уезжая, она промолвила: «Добрый человек, примите от меня эти подарки, не забывайте хорошо поливать гвоздики и бережно храните кольцо. Ваша дочь будет несравненной красавицей; назовите ее Фортунатой и отдайте ей кольцо и гвоздики, дабы утешить ее в бедности». Посему, — продолжил крестьянин, — эти две вещи перейдут к тебе,
Дети землепашца, казалось, были довольны его решением, и он почил со спокойной душой. Сын и дочь оплакали его и поделили скудное имущество, как им завещал отец, без тяжб. Фортуната думала, что брат любит ее, но, когда она захотела сесть на одну из скамеек, он гневно сказал:
— Оставь себе свои гвоздики и кольцо, а мои скамейки трогать не смей, я люблю, чтоб в моем доме был порядок.
Фортуната, кроткая душа, беззвучно заплакала стоя. А Бурдюк (так звали ее брата) развалился на скамье, словно на троне.
Когда наступил обеденный час, Бурдюк съел превосходное свежее яйцо, которое снесла единственная курица, а сестре бросил скорлупу.
— Держи, — сказал он ей, — мне больше нечего тебе предложить. Если тебя не устраивает скорлупа, иди налови себе лягушек, они водятся на ближайшем болоте.
Фортуната ничего не ответила. Да и что ей было возразить? Она лишь подняла глаза к небу и, вновь заплакав, удалилась к себе. Войдя в спальню, она почувствовала, что тесная комнатка наполнена чудесным благоуханием. Ни капли не сомневаясь, что так пахнут ее гвоздики, Фортуната наклонилась к цветам и промолвила:
— Прекрасные гвоздики, ваше многоцветье несказанно радует мой взор, нежным ароматом вы придаете силы моему страдающему сердцу, не бойтесь, что я оставлю вас без воды, что сорву вас жестокой рукой. Я буду заботиться о вас, ибо вы моя единственная отрада.
Произнеся такие слова, Фортуната проверила, не нужно ли полить цветы — почва показалась ей очень сухой. Девушка схватила кувшин и при свете луны поспешила к ручью, протекавшему довольно далеко от хижины.
Она устала от быстрой ходьбы и хотела было отдохнуть на берегу, но не успела и присесть, как увидела, что ей навстречу идет дама, а величественность ее вида дополняла многочисленная свита: шесть фрейлин несли полы ее мантии, а две другие поддерживали незнакомку под руки, перед нею же шествовали стражники, одетые в роскошный малиновый бархат, расшитый жемчугами. Они несли обитое золотым сукном кресло, в которое она опустилась, и после этого над ним тотчас натянули легкий навес. Тут же накрыли стол, разложив на нем золотые приборы и расставив бокалы из хрусталя. Даме подали великолепный ужин на берегу ручья, чье нежное журчание гармонично вплеталось в хор голосов, певший такие слова:
Здесь веточки в лесах колышутся Зефиром [166] , Здесь Флора [167] блещет на брегах, В тени, в смарагдовых листах, Тут птички песенки поют всем миром. Прислушайтесь, их песнь не ложна. Коль сердцу хочется любить, Найдется и предмет, способный вас пленить, Ему с почетом сдаться можно!Фортуната притаилась в зарослях у ручья, не смея пошевелиться, пораженная происходящим у нее на глазах. Вдруг величественная королева обратилась к своему пажу:
166
Зефир — в древнегреческой мифологии западный ветер; считался весенним ветром и изображался в виде крылатого юноши, несущего цветы и нередко украшенного ими. См. также примеч. 5 к «Острову Отрады».
167
Флора. — См. примеч. 2 к «Синей птице».
— Я, кажется, вижу пастушку за тем кустарником, пусть она подойдет.
Фортуната тотчас приблизилась и, преодолев природную застенчивость, склонилась перед королевой в глубоком реверансе, да так грациозно, что все кругом были весьма удивлены. Девушка поцеловала подол королевского платья и поднялась, скромно потупив взор. Щеки ее залил пунцовый румянец, подчеркнувший белизну кожи, манеры Фортунаты свидетельствовали о тех непосредственности и кротости, что придают неповторимое очарование юным особам.