Кабы я был царем
Шрифт:
Занятие это, ребята, я форменно прекращу. Всех солдаток по уездам велю в одну фатеру сбить, правильных старушек к ним, на манер старших, приставлю. Шей, стряпай, дите свое качай, полный паек им всем от казны. Солдаты ихние в побывку раз в полгода заявляются. Честь честью. А какая против закона выверт сделает, в гречку прыгнет, - в специальный монастырь ее на усмирение откомандировать, чтоб солдатских чистых щей дегтем не забеливала…
В ротах прикажу для легкости прохождения службы всем желающим балалайки выдать, либо гармонии, что кому по скусу. Освещение удвою, что ж после поверки утопленниками по темным койкам сидеть… Дисциплина дисциплиной, а час в сутки и дятлы веселятся.
А по праздникам я сам все роты самолично обойду. Да чтоб не тянулись - смотри у меня! Поздоровкались - и будет. Понанесут мои лакеи и жареного и пареного, корзин со сто. За провизией не постою - не таковский… Барышень городских пригласим - Сидорчук у нас мастак. Да как грянем в шесть гармоний кудрявую польку - аж до офицерского собрания докатится. "Ти-ли, ти-ли, черта брили, завивали хохолок…"
Жалованье вам всем, само собой, утрою. На полтинник в месяц и мышь не разгуляется. Солдат, хочь и нижний чин, чай, из того же ребра сделан. Выпить да покурить и ему хочется и мылом-резедой в праздник умыться всякому антересно. В орлянку опять же на пуговку от штанов не сыграешь…
Да еще вот. Ежели под ружье солдата ставят, полную выкладку на него навьючивают - чтобы у чистого крыльца его на потеху фельдфебельским дочкам не выставляли! А на задворках. Чтоб тихо-мирно он наказание отбыл, чтоб в душу ему помету не подсыпали… Обязательно приказание отдам.
А по гражданской части уж я, братцы, и не знаю… Созову разных сословий старичков - умственные из них попадаются. Так, мол, и так, отцы… Государство наше, поди, по-более Турции, а живем кисло. Голова в золоте, тело в коросте. Дворцы да парады, кумпола блестят, в тиатрах арфянки гремят, гостиные дворы финиками-пряниками завалены, а у нас в деревне кругом шестнадцать. Леший в дырявом лапте катается, сороковкой погоняет, онучей слезы утирает… Афганскому прынцу пирожок на золотом блюде показываем, а начинка тараканья. Я царь, мне это досадно. Ежели надо, жалованье мне урежьте, я из солдатского котла попитаюсь - только полный порядок наведите. Да засажу их, чертей-старичков, в отдельный дворец - пей-ешь, хочь пуговку напрочь, - а кругом строгий караул поставлю. До той поры их, иродов сивоусых, не выпущу, пока до настоящей точки не дойду… Аль у нас в России золота под землей не хватит, аль реки наши осокой заросли, али земля наша каменная, али народ русский в поле обсевок? Почему ж эдакую прорву лет из решета в сито переливаем, а так до правильной жизни и не достигли?..
Обдумал я все главные дела, ан тут и ночь накатила. Дежурные сестры перину взбили, горностаевое одеяльце отвернули:
– Пожалуйте, ваше величество. Простым солдатам редька с квасом снится, а вам пущай рябчик в сметане. Счастливо оставаться. Завтра чуть свет щиколаду мы вам миску принесем да сала полфунта. Рубашка ночная у вас под подушкой, потому цари в дневной не спят.
Фукнули они за дверь. Однако я, как клоп, на одеяле остался. Тоска-скука меня распирает. Спать не хотится - днем я нахрапелся, аж глаза набрякли. Под окном почетный караул: друг на дружку два гренадера буркулы лупят - грудь колесом, усы - шваброй. Перед опочивальней опять же двое. Дежурный поручик на тихих носках взад-вперед перепархивает. Паркет блестит… По всем углам пачками свечи горят - чисто, как на панихиде. То ли я царь, то ли скворец в клетке…
Хлопнул
– Пойди в роту. Отдай чичас приказание, чтоб койку мою сюда приволокли. А энта бабья мякоть мне без надобности.
Горностай за хвост на пол сдернул, перинку носком поддал.
– Неудобно, ваше величество. Фельфебель и тот на мягком спит. А при вашей должности…
– Ты, что ж это, присягу забыл? Без рассуждениев! Как двину тебя по мордовской волости, так до самой роты и докатишься. Шарика с собой прихвати, развлекусь хоть с собачкой…
– Да как же, ваше величество, возможно? Разве ж дежурный поручик простого ротного пса пропустит?
– А я тебе свой перстень дам. Покажешь - так и кобылу пропустит.
Через пять минут, слышу, волокут мою койку. Шарик, обормот, так козлом с радости на часовых и сигает. Вскочил в опочивальню да меня в губы. Эх, ты, собачка, друг закадычный!
Расклали солдатики койку - Курослеп да Соленый, нашего взвода. Столбами вытянулись, глазами меня так и едят.
– Садись, - говорю, - ребята. Чего там. Чичас нам Сидорчук белую головку откупорит. В остатний раз с вами выпью. Садись, не бойся. Я вам повелеваю.
Только это мы расположились - Сидорчук нам моментальную закусочку соорудил, - сало поджарил, так на сковороде и скворчит… Глядь, из-за двери рука в галунах просовывается, пакет подает.
– Что такое?! Ни днем ни ночью царю от вас передышки нет. Видишь, люди закусывают. Положь пакет на ларь в передней, авось не примерзнет.
Однако за рукой сам курьер так лапшой в щель и тянется.
– Спешно, секретно, в собственные руки - прочитайте от скуки. Расписание занятий вашему величеству на завтрашний день.
Принял я бумагу, водку с досады пробкой заткнул, чтобы градус не выдыхался. Курьеру на чай гривенник дал - человек подначальный: хочь бешеную собаку ему за обшлаг сунь - обязательно доставит.
Вскрыл я конверт, а там скоропишущей машинкой цельная колбаса отбита, лопатой не проворотишь:
– В семь утра - в манеж гусарскую фигурную езду смотреть; в восемь - дагестанскому шаху тяжелую антиллерию показывать; в девять - юнкерей с производством поздравлять; в десять - со старым конвоем прощаться, в одиннадцать - свежий конвой принимать; в двенадцать - нового образца пограничной службы пуговки утверждать; в час - с дворцовым министром расход проверять; в два - подводный крейсер спускать; в три - греческого короля племяннику ленту подносить…
Да два парада гвардейских, да один армейский, да вечером бал, - бык с елки упал!
– турецкий посол за моего конвойного есаула троюродную внучку отдает… Анчутка вас задави! Дале я и читать не стал. Дорожки без колес, в оглоблях пес - вертись, как юла, вокруг овсяного кола…
Подошел я к царскому телефону, шарманку повертел, снова зауряд-чиновника вызвал:
– Дзынь-дзынь. Царь говорит. Реестр я ихний получил, бабку их под каблук. А что мне будет, ежели я наряда энтого не исполню?
– Никак невозможно, ваше величество. Солнце цельный день по небу бродит, тоже много чего зря освещает. Не откажешься.
– Да когда ж при таком расписании я настоящее исполнять буду?
Слышу я, усмехается он, стрекулист, по проволоке, шершавым голосом с почтительностью отвечает:
– А может, энто по реестру - настоящее и есть? По всем странам один прейскурант. Поперек койки, ваше величество, не ложись - а то ножки замлеют…
Плюнул я в трубку, к землячкам отошел:
– Ну что ж, землячки, выпьем… Пошлины взяты, товар утонул. Дело энто еще обмозговать надо.