Кадет Дмитриев. Peradventure!
Шрифт:
– Швайцер к Вам приезжал?
– Откуда Вам известно?
– Иван Тимофеевич видел в городе.
Эрн недовольно поморщился…
– Сверьте инвентарь по списку!
– Слушаюсь, Иван Тимофеевич! – Дмитриев взял блокнот. – Топографическое оборудование – четыре чемодана, бурдюки с водой – четыре, мешки с печеньем – четыре, кастрюли – две, ящики с провизией – четыре, походная аптечка – одна. Одна? Мало! Проверим. Тут нет и половины лекарств!
– Парагвай! Тут всё наполовину. Вот, положите, – Серебряков протянул свёрток. – Нафталин.
– Зачем?
–
– Каких ещё пик?
– Паразиты, меньше земляных блох. Откладывают яйца под пальцами ног.
– Но тут каждый второй ходит босиком.
– Предпочитают наши, европейские.
– Ладно… Охотничьи ножи – пять, патроны – ящик, карабины “Маузер” – два, карабины “Винчестер” – два, пистолеты “Браунинг” – два, однозарядные “Ремингтоны” – четыре, мачете – два. Принял по списку, грузим. А это кто? – Дмитриев заметил сидевших на земле индейцев в набедренных повязках с четырьмя перьями на голове.
– Чимакоки. Идут с нами. Вождь Чичероне, Гарига и Карлитос Богора.
– Колоритные, будто памятники из бронзы.
– Ичико! – Громко произнёс Чичероне, показывая рукой на Дмитриева.
– Молодой воин, – перевёл Беляев. – Дал Вам имя. В порт! Командуйте волами!
Дмитриев скептически посмотрел на двух тощих животных с привязанным к толстым рогам деревянным брусом и дышлом.
– Вперёд! – ударил левого палкой и повозка двинулась влево. – Куда! Прямо! – Ударил правого и повозка двинулась вправо. – Давай прямо!
Чичероне покачал головой, щёлкнул языком и, заглянув животным в глаза, зашептал в ухо. Волы послушно поплелись вперёд. Дмитриев удивлённо посмотрел на Беляева.
– Знает язык животных, – пояснил генерал.
– Не может быть! – Дмитриев нажал пальцами на виски.
В столичном порту Пуэрто Ботанико пришвартовался военный корабль “Капитан Кабрал”, буксировавший в Байя Негра две парусные лодки-плоскодонки с солдатами пехотного полка. Познакомились с майором Хосе Мельгарехо, капитаном Альбоном Паласиосом и лейтенантом Эрнесто Скароне. Ровно в четыре пополудни раздался протяжный гудок, взяли курс на север. Дмитриев у борта наблюдал как у берега закачались баржи с дровами, углём и апельсинами, иногда попадая в такт с развешанным на бечёвках бельём. Русло петляло, образуя отмели и островки, а низкие берега, покрытые густыми лесами, изредка освежались пологими холмами. Полунагие рыбаки приветственно махали из разноцветных лодок, в полях работали крестьяне, недавно вернувшиеся в деревни после весеннего наводнения, а в зарослях мандаринов, апельсинов и мамона паслись свиньи.
Гражданские заставили палубу клетками с домашней птицей и корзинами с фруктами. Офицеры сидели на корме, смотрели на привязанные лодки с пехотой и бурлящий след от винта. Оживлённо беседовали. Дмитриев направился к ним.
Наступила ночь, ослепив чернильной темнотой. Из каюты послышалось заунывное пение под ленивое бренчание плохо настроенной гитары. Дмитриев поморщился и пошёл на нос. Вошли в узкую протоку, бесшумно рассекая чёрную воду. Неожиданно закричали ночные птицы и появилась Луна, посеребрив воду. По бортам заскользили тени высоких деревьев.
– Не река, а поток ртути! – запаниковал Дмитриев. – Как выбраться?! Ухватиться за тень! Прогнётся и выбросит на спасительный берег. Но там ягуар! В глазах лунный
Бросило в дрожь. Судорожно сжал виски.
На рассвете проснулся укусанный комарами. Чесались руки и лицо. Матросы стояли вдоль бортов, забросив удочки. Уху готовили на палубе. Дмитриев встал рядом, рассматривая чёрных крокодилов на отмелях и обезьянок на ветках с длиннохвостыми красно-синими попугаями. Навстречу плыл буксир с баржей, нагруженной брёвнами. Поприветствовал протяжным гудком.
– Черепашонок с дымящей трубой в панцире, а за ним огромная мать-черепаха, зубами держит за хвостик, – невольно пронеслось в голове и вдруг охватил страх. – Нельзя приближаться! Нападёт! Медленная только на вид. Вспенит воду и раздавит беззащитного “Кабрала”. Нет, корабль военный, на носу орудие, на корме тоже, отобьёмся. Не успеем зарядить! Предупредить капитана! Всё, разошлись.
Буксир издал прощальный гудок, прервав галлюцинацию, и Дмитриев облегчённо выдохнул, оперевшись о борт.
Через четверть часа на правом берегу в зарослях высокой травы показалась деревушка из десятка хибарок с соломенными крышами и навесами. В окружении цикад паслись пятнистые коровы и степенно шагали страусы нанду. Помахав детям на пляже, Дмитриев пошёл за порцией ухи.
Причалили носом у деревни в сотню дворов. Высадив гражданских, капитан понёс письма на почту, матросы с корзинами отправились на базар, а чимакоки забросили удочки. К отплытию успели наловить два ведра крупной серебристой рыбы.
Причаливали в Антекере, Росарио и Ибалобо. Высаживали гражданских.
– Консепсьон на горизонте! 450 вёрст за кормой! – торжественно объявил Беляев. – За ним Чако!
– Кончился человеческий мир, – недовольно произнёс Серебряков.
– Большой город? – поинтересовался Дмитриев.
– Тысяч пятнадцать. Повезёт, если не будет дождей, а то на корабль не вернёмся.
– Почему?
– Ни одной мощёной улицы, глина. Люди тонут, грузовики стоят пока не просохнет.
На песке сушились лодки, раскрашенные в цвета парагвайского флага. По крутой деревянной лестнице поднялись на пыльную площадь с таможней в окружении домов и общественных зданий европейского вида, перед которыми латочники продавали ремни, бумажники и туфли из кожи игуан и тапиров, коробки, корзинки и настольные лампы из панцирей броненосцев. Встречал губернатор с офицерами и празднично одетыми дамами, произнёс приветственную речь, пригласив на торжественный обед. Беляев поблагодарил за радушный приём, но от обеда отказался. Серебряков возмутился, но генерал хитро улыбнулся:
– Нас ждут другие обеды. Следуйте за мной.
– Опять к Шевалье? Я лучше с индейцами на рыбалку.
– А я с Вами, – согласился Дмитриев.
По пути присматривался к горожанам. Состоятельные по местным меркам мужчины носили рубахи навыпуск, широкие штаны “бамбачо” и высокие сапоги со шпорами. Бедные босиком, в пижамах или голубовато-серой солдатской форме. У всадников на ремне нож и револьвер, а на голых ступнях шпоры, похожие на огромные репейники. С базара спешили женщины с круглыми корзинами на голове и детьми, привязанными тряпками на боку. С грохотом пронеслись два старых грузовика, подняв облако пыли.