«Кадиллак» Долана
Шрифт:
Я остановился у своего экскаватора «кейс-джордан» — я уже относился к нему как к своему. Забрался в кабину, напевая песню Барри Манилоу, и коснулся синим проводом желтого. Экскаватор сразу завелся. На этот раз я не забыл поставить рычаг переключения скоростей в нейтральное положение. «Неплохо, белый парень, — услышал я в своем воображении голос Тинка. — Ты многому научился». Это верно. Я научился действительно многому. В течение минуты я сидел в кабине, следя за тем, как песчаная пелена скользит по поверхности пустыни, прислушиваясь к реву двигателя и думая о том, что предпримет
Я включил скорость и двинул экскаватор обратно по шоссе к траншее. Остановившись рядом с ней, с беспокойством выскочил из кабины и посмотрел вниз, едва ли не рассчитывая увидеть нору человеческих размеров от переднего или заднего стекла «кадиллака», если Долан сумел разбить стекло и выползти наружу. Но грунт, набросанный лопатой, был нетронут.
— Долан, — произнес я, как мне показалось, достаточно добродушно.
Ответа не последовало.
— Долан!
Тишина.
Он застрелился, подумал я и почувствовал горькое разочарование. Убил себя, застрелился или умер от страха.
— Долан?
Из-под кучи песка донесся смех: звонкий, нескончаемый, совершенно искренний смех. Я почувствовал, как у меня по спине побежали мурашки. Это был смех человека, разум которого пошатнулся.
Он смеялся и смеялся хриплым голосом. Затем издал пронзительный вопль и снова засмеялся. Наконец он стал смеяться и вопить одновременно.
Некоторое время я смеялся вместе с ним, или вопил, или что там еще, а ветер смеялся и кричал вместе с нами. После этого я вернулся к «кейс-джордану», опустил ковш и начал закапывать траншею по-настоящему.
Спустя несколько минут исчезли даже очертания «кадиллака». Это была лишь траншея, наполненная грунтом.
Мне казалось, что я что-то слышу, но, поскольку ветер завывал, а мотор ревел, трудно было утверждать это наверняка. Я вышел из кабины и встал на колени, затем лег ничком, свесив голову в небольшое углубление, оставшееся от траншеи.
Далеко внизу, под толстым слоем грунта, Долан все еще хохотал. До меня доносились звуки его безумного смеха. Похоже, он что-то еще и говорил, но я не мог ничего разобрать. Я улыбнулся и кивнул.
— Кричи, — прошептал я. — Кричи, если хочешь. — Но едва слышные звуки смеха продолжали пробиваться сквозь грунт подобно ядовитому газу.
Внезапно меня охватил мрачный ужас — Долан стоит позади! Да, каким-то образом Долан сумел оказаться позади меня! И я еще не успею обернуться, как он столкнет меня в эту яму и…
Я вскочил и повернулся, стиснув искалеченные руки в какие-то подобия кулаков.
В лицо мне снова ударило песчаное облако, уносимое ветром.
Больше здесь никого не было.
Я вытер лицо грязным платком, влез в кабину экскаватора и продолжил работу.
Траншея
Мысли, роившиеся у меня в голове, были бессвязными, запутанными и полубредовыми. Я повел экскаватор обратно по шоссе, прямо через то место, где закопал Долана.
Потом поставил его на обычное место, снял рубашку и протер ею все металлические части в кабине, пытаясь стереть отпечатки пальцев. Не знаю, зачем я делал это, не знаю даже до сегодняшнего дня, потому что я оставил отпечатки пальцев в сотне других мест. Затем в хмуром коричнево-сером мраке штормового заката я вернулся к фургону.
Там я открыл одну из задних дверей и увидел скорчившуюся на полу фигуру Долана. Отшатнувшись назад, я с криком закрыл лицо руками. Казалось, сердце взорвется у меня в груди.
Ничто — никто — не вышел из фургона. Дверь раскачивалась и билась на ветру подобно последней ставне дома, населенного привидениями. Наконец с бешено стучащим сердцем я заполз внутрь и осмотрелся. Внутри не было ничего, кроме вещей, которые я погрузил сюда раньше — стрелка-указатель с разбитыми лампочками, инструментальный ящик, домкрат…
— Возьми себя в руки, — сказал я себе тихо. — Возьми себя в руки.
Я ждал, что Элизабет скажет мне: Ты молодец, милый. Теперь все в порядке… — или что-то вроде этого… но вокруг раздавалось только завывание ветра.
Я сел в кабину фургона, включил двигатель и проехал половину расстояния до могилы. Ехать дальше я не мог. Я понимал, что это безумие, но меня все сильнее охватывала уверенность, что Долан прячется внутри фургона. Я то и дело смотрел в зеркало заднего обзора, пытаясь разглядеть его тень.
Ветер дул теперь сильнее и раскачивал (фургон. Из пустыни неслись облака пыли и проплывали перед фарами подобно дыму.
Наконец я съехал на обочину, вышел из фургона и запер все двери. Я знал, что спать снаружи — безумие, но не мог заставить себя лечь внутри фургона. Не мог. Потому со своим спальным мешком забрался под машину. Через пять секунд после того, как я застегнул мешок, меня сморил сон.
Когда я проснулся от кошмара, не помню. Руками я держался за горло, чувствуя, что меня хоронят заживо. В носу, в ушах, в горле был песок, душивший меня.
Я закричал и попытался встать, приняв поначалу спальный мешок, не позволявший мне двинуться, за грунт, засыпавший меня. Ударившись головой о ржавое шасси, я увидел, как вниз посыпались чешуйки ржавчины.
Я выкатился из-под фургона. Брезжил грязно-серый рассвет. Едва мое тело покинуло спальный мешок, как его унесло вдаль, словно перекати-поле. Я удивленно вскрикнул и бросился следом, но тут же понял, что это будет роковой ошибкой. Видимость не превышала двадцати ярдов, а то и меньше. Местами дорога полностью исчезала под песчаными заносами. Я оглянулся на фургон и едва различил его, словно бледную копию или выцветшую фотографию старого города-призрака, сДоланную сепией.