«Кадиллак» Долана
Шрифт:
— Ну вот, — произнес Долан голосом, который был почти задумчивым. — Больше у него ничего не болит, и мы можем спокойно разговаривать.
Я промолчал. Внезапно у меня закружилась голова, и я почувствовал себя в каком-то другом мире. Он только что убил человека. Убил. Ко мне вернулось ощущение, что я недооценил его. Несмотря на все предпринятые мной меры предосторожности, мне повезло, что я остался жив.
— Я хочу сделать тебе предложение, — сказал Долан.
Я молчал…
— Эй, приятель?
…
И продолжал молчать.
— Эй, ты! — Его голос начал дрожать. — Если ты все еще там, говори со мной! Неужели это так трудно?
— Я
Теперь замолчал он. Затем послышалось:
— Что ты хочешь со мной сделать?
— Думаю, ты уже догадался, — сказал я. — Я потратил тридцать шесть часов на то, чтобы вырыть самую длинную в мире могилу, и теперь я собираюсь похоронить тебя в этом проклятом «кадиллаке».
Он все еще держал под контролем страх, казалось, вот-вот зазвучащий в его голосе. Мне хотелось, чтобы контроль был снят.
— Так ты хочешь выслушать сначала мое предложение?
— Выслушаю. Через несколько секунд. Сейчас мне нужно кое-что принести.
Я вернулся к фургону и захватил лопату.
Когда я подошел к траншее, он повторял: «Робинсон? Робинсон?» — словно человек, говорящий в молчащий телефон.
— Я здесь, — сказал я. — Давай говори. Я выслушаю тебя. А когда кончишь, у меня может возникнуть встречное предложение.
Когда он заговорил, голос его стал более оживленным. Если я упомянул о встречном предложении, значит, речь идет о компромиссе. А если я заговорил о компромиссе, то он, считай, уже наполовину выбрался из могилы.
— Я предлагаю тебе миллион долларов за то, чтобы ты вытащил меня отсюда. Но не менее важно…
Я швырнул на крышу багажника полную лопату песка с гравием. Камни застучали по заднему окну. Песок посыпался в щель на крышке багажника.
— Что ты делаешь? — В его голосе звучала тревога.
— Лень — мать всех пороков, — заметил я. — Вот и решил заниматься делом, пока слушаю.
Я захватил еще лопату песка и высыпал его на багажник. Теперь Долан говорил быстрее, и голос звучал более настойчиво:
— Миллион долларов и моя личная гарантия, что никто тебя и пальцем не тронет… Ни я, ни мои люди — никто.
Руки у меня перестали болеть. Просто поразительно, хотя я непрерывно работал лопатой. Прошло не больше пяти минут, и задняя часть «кадиллака» была засыпана вровень с дорогой. Засыпать яму, даже работая вручную, куда легче, чем рыть ее.
Я сделал передышку и оперся на лопату.
— Продолжай, чего замолчал?
— Слушай, это безумие, — сказал он, и теперь я услышал в его голосе панические нотки. — Я хочу сказать, ты сошел с ума.
— В этом ты совершенно прав, — согласился я и принялся ритмично работать лопатой.
Он продержался дольше, чем мог, по моему мнению, продержаться любой другой, — уговаривал, умолял, просил, взывал к разуму. И все-таки его речь становилась все более беспорядочной и бессвязной, по мере того как новые порции грунта сыпались на крышу «кадиллака». Один раз открылась задняя дверца и уперлась в земляную стену траншеи. Я увидел, как показалась волосатая кисть с большим перстнем-рубином на безымянном пальце. И тут же высыпал туда четыре полные лопаты грунта. Послышались ругательства, и дверца захлопнулась. Вскоре после этого он сломался окончательно. Думаю, его доконали звуки непрерывно
— Вытащи меня отсюда! — завопил он. — Прошу тебя! Я сойду с ума! Вытащи меня!
— Ты готов выслушать встречное предложение? — спросил я.
— Да! Да! Боже мой! Конечно, готов!
— Тогда кричи. Это и есть мое встречное предложение. Мне нужно, чтобы ты кричал. Если будешь кричать достаточно громко, я тебя выпущу.
Долан пронзительно завопил.
— Очень хорошо! — отозвался я без тени иронии. — Но все-таки недостаточно.
Я снова принялся копать, бросая лопату за лопатой на крышу «кадиллака». Рассыпающиеся комки глины скатывались по ветровому стеклу, заполняя щель, отведенную для дворников.
Он закричал снова, еще громче, и мне пришла в голову мысль: а может ли человек кричать так громко, что у него лопнет собственная гортань?
— Совсем неплохо! — заметил я, удваивая свои усилия. Несмотря на разрывающуюся от боли спину, я улыбался. — Ты добьешься своего, Долан, определенно добьешься.
— Пять миллионов. — Это были его последние слова, которые можно было разобрать.
— Думаю, мало, — ответил я, опершись на ручку лопаты и вытирая пот с лица тыльной стороной грязной ладони. Теперь крыша автомобиля была почти засыпана грунтом. Казалось, большая коричневая рука стискивает «кадиллак» Долана. — Вот если ты завопишь так, чтобы перекрыть взрыв восьми динамитных шашек, заложенных в «шевроле» 1968 года выпуска, тогда я выпущу тебя. Можешь на это рассчитывать.
И он закричал, а я продолжал сыпать грунт на «кадиллак». Некоторое время он действительно кричал очень громко, хотя, по моему мнению, ни разу не превзошел уровень шума при взрыве двух динамитных шашек, прикрепленных к системе зажигания «шевроле» 1968 года выпуска. Или самое большее — трех. К тому времени, когда вся крыша «кадиллака» была покрыта грунтом и я остановился, чтобы взглянуть на кучу песка и гравия в длинной яме, из машины доносились только отрывистые бессвязные хрипы.
Я посмотрел на часы. Чуть больше часа дня. Мои руки снова кровоточили, и ручка лопаты была скользкой. Облако песчаной пыли ударило мне в лицо, и я попятился назад. От сильного ветра в пустыне возникает очень неприятный звук — непрерывный равномерный гул, который шумит и шумит, не прекращаясь. Он напоминает голос безумного призрака. Я склонился над траншеей.
— Долан?!
Молчание.
— Кричи, Долан!
Сначала никакого ответа — затем хриплый лай. Все в порядке.
Я вернулся к фургону, завел его и проехал полторы мили к тому месту, где стояли дорожные машины. По пути я настроил приемник на местную станцию Лас-Вегаса — больше никаких станций этот приемник не брал. Барри Манилоу сообщил мне, что написал песни, которые будет петь весь мир. Я встретил это заявление с долей скептицизма, а затем последовал прогноз погоды. Ожидался сильный ветер: на дорогах между Лас-Вегасом и границей Калифорнии находящихся в пути предупреждали об угрожающей опасности. Возможно резкое ухудшение видимости из-за облаков песка, добавил диск-жокей, но больше всего следует опасаться резкой смены ветров. Я знал, что он имеет в виду, потому что чувствовал, как порывы ветра раскачивают фургон.