Кадры решают все: суровая правда о войне 1941-1945 гг.
Шрифт:
Красная Армия, едва установив советскую власть на Украине, сделала первую попытку прорваться в Европу через Галицию и Бессарабию, однако сначала была задержана поляками и григорьевским мятежом, а затем разбита войсками Антона Ивановича Деникина (1872–1947). Не дождавшись помощи от «красной России», Баварская и Венгерская республики пали под ударами «реакции». Несостоявшийся вождь красных мадьяр Бела Кун (1886–1939) всплыл в Москве и прославился в 1920 году дикими расправами над русскими офицерами и «враждебным населением» в Крыму. Рассаженных по тюрьмам наркомов Советской Венгрии большевики обменивали на пленных венгерских офицеров.
«Военная
2
Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехословакия, Венгрия, плюс к ним Румыния, ставшая независимой значительно раньше.
Летом 1920 года была сделана новая попытка донести до немцев, французов и англичан «красную правду большевиков» — через «труп белой Польши». Войну с пресловутыми «белополяками» в Москве объявили «самой справедливой, какую когда-либо знала история».
В июле войска Западного фронта вышли к Висле и обошли Варшаву с севера. В обозе ехало будущее правительство «социалистической Польши»: Юлиан Мархлевский (1866–1925), Феликс Дзержинский (1877–1926), Феликс Кон (1864–1941), Эдвард Прухняк (1888–1937), Иосиф Уншлихт (1879–1938). Московские типографии в срочном порядке тиражировали их портреты с биографиями на польском языке. Вопрос советизации Польши казался Ленину уже решенным и не самым существенным. В эти дни он телеграфировал Сталину:
«Зиновьев, Каменев, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тот час в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а также Чехию и Румынию».
С каждой новой верстой, оказавшейся под красным сапогом, аппетиты росли тысячекратно, захватывающие дух перспективы ударяли в голову. Второй Конгресс Коминтерна так сформулировал программу-минимум:
«Красная Армия, главное оружие рабочего класса, должна быть подготовлена так, чтобы выполнить свою наступательную миссию на любом участке фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого Света».
Однако и этот поход с треском провалился.
Во-первых, из-за самонадеянности командующего фронтом М.Н. Тухачевского (1893–1937), полагавшего, что на войне «революционная смелость и энергия доминируют над всем остальным».
Во-вторых, Европа не стала безучастно ждать, когда ее осчастливят, и, «мобилизовав все черные силы», оказала польскому политическому лидеру Юзефу Пилсудскому (1867–1935) всю возможную материальную и военную помощь.
В-третьих, польские «пролетарии» братьев по классу не признали. «Ревкомы приволжских и донских дивизий прокламировали советскую власть по-русски и на жаргоне. Для большинства поляков вопрос выглядел просто: сначала Польша, а потом посмотрим какая», — вспоминает участник событий.
14
Пришлось московским советизаторам умыться кровью, подписать с поляками мирный договор, объявить себя победителями очередного «похода Антанты», и выплатить «побежденной» Польше 5 миллионов золотых рублей контрибуции.
Тем более, что в это же время из Крыма на последний бой вышла Белая Гвардия «черного барона» Врангеля, полыхнули восстания в Кронштадте, главной базе Балтийского флота, и на Тамбовщине.
«Известия» восставшего Кронштадта в марте 1921 года указывали, что власть в России захватили авантюристы, готовые ради абстрактных идей угробить страну со всем населением:
«На горьком опыте трехлетнего властвования коммунистов мы убедились, к чему приводит партийная диктатура. Немедленно на сцену выползает ряд партийных генералов, уверенных в своей непогрешимости и не брезгующих никакими средствами для проведения в жизнь своей программы, как бы не расходилась она с интересами трудовых масс. За этими генералами неизбежно тащится свора примыкающих прихвостней, не имеющих ничего общего не только с народом, но и с самой партией. Создается класс паразитов, живущих за счет масс, озабоченных собственным благополучием, или тех, кто обеспечивает ему обеспеченную жизнь.
И какая бы партия не стояла у власти, она не избежит роли диктатора, так как, какой бы крайне социалистической она не явилась, у них будут программные и тактические пункты, выработанные не жизнью, а созданные в стенах кабинетов».
Но ни «контрреволюционные мятежи», ни разразившийся в России голод на «программные пункты» ленинцев никак не повлияли. Матросов и крестьян показательно жестоко привели к покорности при помощи артиллерийских орудий, пулеметов, бронепоездов, аэропланов, ядовитых газов и концлагерей.
А голод вообще оказался очень кстати. Под предлогом борьбы с ним удалось «с беспощадной решительностью» провести акцию по изъятию церковных ценностей и заодно перестрелять изрядное число «представителей черносотенного духовенства». Гигантские богатства монастырей и лавр, оценивавшиеся в несколько сотен миллионов рублей, давно грезились Ильичу. Ленин был в восторге от «комбинации»: «Прекрасная вещь революционное насилие и диктатура, если они применяются, когда следует и против кого следует».
Правда, ни крошки хлеба, ни грамма муки на эти деньги не приобрели. Закупили у буржуев 60 тысяч комплектов кожаного обмундирования для доблестных чекистов, снабжали оружием и золотыми слитками аскеров турецкого генерала Мустафы Кемаля (Ататюрка), оплатили установку памятника Марксу с центре Лондона, усиленно размышляли над вопросами помощи золотом и винтовками Индии.
В 1922 году в стране царил еще более страшный голод и эпидемия холеры. Сводки ОГПУ сообщали. По Самарской губернии «…Наблюдается голодание, таскают с кладбища трупы для еды. Наблюдается, детей не носят на кладбище, оставляя для питания». По Тюменской губернии: «в Ишимском уезде из 500.000 жителей голодают 265 тысяч… Случаи голодной смерти учащаются»…