Кафе лунатиков
Шрифт:
Ничего, кроме панического страха, не осталось в этом голосе.
– Анита?
Это единственное слово скользнуло по моей коже, до краев полное гнева. Я очень порадовалась, что он гневается не на меня.
– Она могла убить меня в первой же атаке.
– Почему, как вы думаете, она этого не сделала?
– Я считаю, что она отвлеклась, пытаясь растянуть процесс. Сильнее им насладиться.
– Нет-нет, я только грозилась! Я хотела отпугнуть ее! Я знала, что ты не хочешь, чтобы я ее убила! Я знала, иначе
– Ты никогда не умела врать, Гретель.
Гретель?
Жан-Клод одной рукой приподнял крышку гроба, второй подтащив к нему вампиршу.
Она вырвалась, на ее горле остались кровавые следы от ногтей Жан-Клода. Она спряталась за креслом, выставив его между собой и Жан-Клодом, будто это могло помочь. По шее ее стекали капли крови.
– Не заставляй меня применить силу, Гретель.
– Мое имя – Гретхен, и уже больше сотни лет.
Впервые на моих глазах она проявила твердость духа по отношению к Жан-Клоду. Я даже подавила желание зааплодировать – впрочем, мне это не стоило труда.
– Ты была Гретель, когда я тебя нашел, и ты и сейчас Гретель. Не заставляй меня напоминать тебе, кто ты на самом деле, Гретель.
– Я не полезу в этот ящик по доброй воле. Нет.
– Ты хочешь, чтобы Анита увидела тебя во всей красе?
Я-то думала, что уже видела.
– Я не полезу. – Голос ее был твердым. Не уверенным, но упрямым: она собралась сопротивляться всерьез.
Жан-Клод стоял совершенно неподвижно. Потом поднял руку – томным жестом, другого слова не подберу. Почти как в танце.
Гретхен качнулась, схватившись за кресло для поддержки. Лицо у нее съежилось, но это не было истечение силы, которое я у нее раньше видела. Не тот вечный труп, который может вырвать тебе горло и танцевать в крови. Она увядала. Не старела – умирала.
Рот ее открылся, она вскрикнула.
– Боже мой, что это с ней?
Гретхен стояла, держась птичьими тонкими лапами за спинку кресла, и была похожа на мумифицированный труп. Яркая помада на лице выделялась мрачной полосой, и даже пшеничные волосы сделались тонкими и ломкими, как солома.
Жан-Клод подошел к ней, такой же грациозный, такой же прекрасный, такой же чудовищный.
– Я дал тебе вечную жизнь, и я могу ее отнять. Не забывай этого никогда.
Она издала горлом жалкое хнычущее мяуканье, протягивая к нему умоляющую костистую руку.
– В ящик, – велел он, и это слово прозвучало темно и зловеще. Он мог бы сказать “в Ад”.
Он выбил из нее волю к сопротивлению – или, быть может, “похитил” будет более точным словом. Ничего подобного я в жизни не видела. Новый вид вампирской силы, о котором в фольклоре даже шепота нет, черт его побери.
Гретхен, вся дрожа, шагнула в сторону гроба. Два трудных, шаркающих шага – и она выпустила опору в виде спинки кресла. Она упала, и две истонченные до костей руки подхватили
Она опустилась на колени, склонив голову, будто не имея сил подняться. Жан-Клод стоял, не двигаясь, и смотрел на нее. Он не пытался ей помочь. Будь это кто-то другой, а не Гретхен, я бы, наверное, попыталась бы.
Наверное, я двинулась к ней, потому что Жан-Клод вытянул руку, предупреждая мое движение.
– Если она сейчас покормится от человека, вся ее сила вернется. Она очень испугана, и я бы на вашем месте не стал сейчас ее искушать, ma petite.
Я осталась на месте. Помогать ей я не собиралась, но смотреть на это мне не нравилось.
– Ползи, – велел Жан-Клод.
Она поползла.
Все, с меня хватит.
– Жан-Клод, вы настояли на своем. Если вы хотите сунуть ее в гроб, возьмите и положите ее туда.
Он посмотрел на меня, и в лице его было что-то вроде удивленного интереса.
– Вы ее жалеете, ma petite. Она собиралась вас убить, и вы это знаете.
– Я бы ее застрелила, не задумываясь, но это... – Я не находила слова. Это не было просто унижение. Он сдирал с нее ее собственную личность. Я мотнула головой. – Это пытка. Если это для меня, я уже насмотрелась. Если вы это делаете для себя, то просто прекратите.
– Это делается для нее, ma petite. Она забыла, кто ее хозяин. Месяц-другой в гробу освежит ее память.
Гретхен доползла до пьедестала, вцепилась руками в драпировку, но встать не смогла.
– Я думаю, вы уже достаточно ей освежили память.
– Вы так суровы, ma petite, так прагматичны, но что-то вдруг, бывает, вызывает у вас жалость. И ваша жалость так же сильна, как ваша ненависть.
– Но удовольствия мне от нее гораздо меньше, – сказала я.
Он улыбнулся и приподнял крышку гроба. Внутри, конечно же, был белый шелк. Жан-Клод нагнулся и поднял Гретхен. Когда он переносил ее через край гроба, свисавший край плаща задел за дерево, и что-то звякнуло у нее в кармане, твердое и тяжелое.
Так мне не хотелось просить, что я чуть не промолчала. Чуть не.
– У нее в кармане мой пистолет. Он мне нужен.
Жан-Клод почти бережно положил ее на шелковую обивку, потом обшарил карманы. Держа в руке браунинг, он стал опускать крышку. Навстречу взметнулись скелетные руки, пытаясь удержать неотвратимый спуск.
Глядя на эти бьющие по воздуху пальцы, я чуть на все не плюнула.
– Должен быть еще один пистолет и нож.
Жан-Клод вопросительно округлил глаза, но кивнул. Он протянул мне браунинг, и я подошла его взять. При этом я оказалась так близко, что видела глаза Гретхен. Они были бледные, затуманенные, как в глубокой старости, но ужас они еще могли выразить.