Кафе лунатиков

Гамильтон Лорел Кей

Она подошла ко мне, темные глаза расширены от волнения. Сумочку она держала крепко, как щит, сильно сминая ее пальцами.

– Где он? – спросила она высоким с придыханием детским голосом. У нее он всегда был такой.

Я не успела ничего сказать, как из распахнувшихся дверей в конце коридора появился доктор. Кэти уставилась на него, и кровь отхлынула от ее лица начисто.

Я подошла и встала рядом с ней. Она глядела на приближающегося доктора, как на чудовище из страшного кошмара. Может быть, более точное

сравнение, чем мне бы хотелось.

– Вы миссис Зебровски? – спросил он.

Она кивнула. Руки ее впились в сумочку, еще чуть-чуть – и прорвут насквозь.

– Состояние вашего мужа стабильно. Выглядит хорошо. Опасности для жизни нет.

Значит, Рождество все-таки будет.

Кэти тихо вздохнула, и у нее подогнулись колени. Я подхватила ее обмякшее тело. Нет, в ней никак не девяносто фунтов.

– У нас тут есть комната отдыха, если вы сможете... – Он с сомнением поглядел на меня и пожал плечами.

Я подняла Кэти Зебровски на руки, поймала равновесие и сказала:

– Ведите.

Я оставила Кэти возле кровати Зебровски. Он держался за ее руку, будто знал, что она здесь. Может быть, так оно и было. Люсиль, жена Дольфа, тоже была здесь – поддержать Кэти на всякий случай. Глядя на бледное лицо Зебровски, я молилась, чтобы не было “всякого случая”.

Сначала я думала подождать, пока Зебровски очнется, но доктор мне сказал, что это будет скорее всего завтра, а столько времени мне без сна не продержаться. От новых швов у меня сместился крестообразный шрам на левой руке. Следы когтей вывернулись в сторону, миновав холмик рубцовой ткани на сгибе руки.

Когда я несла Кэти, часть швов разошлась, и теперь они кровили сквозь бинты. Доктор, который оперировал Зебровски, лично их зашил. И при этом все время пялился на шрам.

Рука болела и была забинтована от запястья до локтя. Зато мы все живы. Что да, то да.

Такси высадило меня возле моего дома в еще приличное время. Луи был обнаружен в подвале опоенным и связанным. Эльвира призналась в снятии кожи с вервольфа, леопарда-оборотня и попытке содрать кожу с наги. Джейсон в доме найден не был. Она отрицала, что вообще его видела. Зачем ей вторая вервольфья кожа? Шкура крысолюда предназначалась для нее – по ее словам. На вопрос, кому предназначалась кожа змеи, она сказала – для нее самой. Ясно, что был еще один участник, которого она выдавать не хочет.

Она была колдунья и использовала волшебство для убийства. Это автоматически означало смертный приговор. И этот приговор приводился в исполнение в течение сорока восьми часов. Без апелляций, без помилований – верная смерть. Адвокаты пытались уговорить ее сознаться по поводу других исчезновений. Если она в них признается, они, быть может, добьются смягчения приговора. Быть может. Ведьма-убийца – я не верила, что им удастся смягчить приговор, но все бывает.

Ричард сидел под дверью моей квартиры.

Я не ожидала его встретить – в ночь полной луны со всеми вытекающими. Я ему оставила на автоответчике сообщение, что Луи найден целым и почти невредимым.

Полиция вообще старалась все сохранить в тайне, особенно личность Луи. Мне хотелось думать, что это у них получится. В любом случае он остался жив. Собаку забрала служба надзора за животными.

– Я получил твое сообщение, – сказал он. – Спасибо, что спасла Луи.

– Всегда пожалуйста, – ответила я, вставляя ключ в замок.

– Мы не нашли Джейсона. Ты действительно думаешь, что он у ведьм?

Я открыла дверь. Ричард вошел вслед за мной и закрыл ее.

– Не знаю. Мне это тоже не дает покоя. Если бы Джейсона увела она, он был бы там.

Волк, когда его освободили от шкуры, оказался неизвестной мне женщиной.

Я пошла в спальню, как будто была одна, Ричард за мной. Все было каким-то далеким, легким и чуть нереальным. Мне отрезали рукав жакета и свитера. Жакет я бы попыталась спасти, но думала, что он все равно уже безнадежно испорчен. Еще они перерезали ножны в левом рукаве. И чего это хирурги в госпиталях рвутся все отрезать?

Ричард подошел сзади, поднес руки к моей раненой руке, не касаясь.

– Ты мне не сказала, что ранена.

Тут зазвонил телефон, и я автоматически сняла трубку.

– Анита Блейк? – спросил мужской голос.

– Я.

– Это Уильямс, натуралист из Центра Одубона. Я тут прослушал несколько лент с криками сов, которые записывал ночью. На одной из них записался звук такой, что я бы поклялся, что это голос гиены. Я сказал полиции, но они не поняли важность факта. Вы понимаете, что может означать в этих местах голос гиены?

– Гиена-оборотень, – сказала я.

– Да, я тоже так подумал.

Никто ему не говорил, что убийца почти наверное вервольф. Но один из пропавших оборотней был гиеной. Может быть, Эльвира и в самом деле имеет отношение не ко всем пропавшим оборотням?

– Вы сказали, что сообщили полиции?

– Да, сообщил.

– Кому?

– Я звонил в офис шерифа Титуса.

– И с кем вы говорили?

– С Айкенсеном.

– Вы точно знаете, что он сказал Титусу?

– Нет, но зачем ему было бы это скрывать?

В самом деле, зачем?

– Там кто-то пришел, я сейчас открою. Подождете минутку?

– Я думаю...

– Сейчас я вернусь.

– Уильямс, Уильямс, не открывайте дверь!

Но я уже говорила в пустоту. Послышались его шаги к двери. Она открылась, я услышала удивленный возглас. Потом более тяжелые шаги.

Кто-то взял трубку. Слышно было дыхание, но больше ничего.

– Говори, сукин ты сын!

Дыхание стало тяжелее.

– Айкенсен, если ты ему что-нибудь сделал, я тебе твой собственный хрен скормлю с ножа!