Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами
Шрифт:
Безусловно, оно могло похвастаться очень выгодным расположением: в середине оживленного перекрестка, в одной из тех точек, где бился пульс берлинской социальной жизни, – идеальное место, чтобы и на других посмотреть, и себя показать. Но это не объясняло его популярности: кафе Regina, которое находилось напротив в таком же доме-близнеце и предлагало более приятный и гостеприимный интерьер, оставалось местом, где милые старушки пили чай с пирожными в послеобеденные часы.
Так что, как обычно, когда не удается найти логичных объяснений, придется прибегнуть к объяснениям из области легенд и сказаний. В нашем случае историей, которая поможет объяснить зарождение мифа о «Романском кафе», станет легенда о Черном лебеде.
Ее главная героиня – поэтесса Эльза Ласкер-Шюлер. Маленькая, темненькая, с андрогинными чертами лица, Ласкер-Шюлер постоянно носила мальчишескую стрижку – бубикопф [5] ,
5
Bubikopf (нем.) – «голова мальчика». – Прим. пер.
Эльза Ласкер-Шюлер дважды была замужем и дважды разводилась: ее первым мужем был врач Бертольд Ласкер, брат чемпиона мира по шахматам Эмануила Ласкера, вторым – писатель, музыкант и галерист Герварт Вальден. В перерывах между ними имелось несколько любовников. От одного из них – «горячего южанина» – она родила сына, которого назвала Паулем, по имени любимого брата, умершего, когда ей было тринадцать лет.
Ласкер-Шюлер заявила о себе в качестве писательницы в первом десятилетии XX века, выпустив два сборника стихов и маленький томик короткой прозы. Позднее, в 1919 году, она приобрела известность после премьеры драмы Die Wupper («Вуппер»), показывающей изнанку жизни в рабочем районе Вупперталя, города, где она родилась. Альфред Керр, звездный критик тех лет, – которого боялись так же, как впоследствии Марселя Райх-Раницкого, – писал после представления: «Здесь есть что-то, что сочетается потрясающе: зловонные миазмы и жестокость, грязные пороки и крики отчаяния, и ярость, и упадок, и алчность с человеческим лицом». Радикальный экспрессионизм в своем чистейшем выражении.
До войны Эльза Ласкер-Шюлер держала салон в «Западном кафе» Берлина, в здании номер 18 по Курфюрстендамм, на углу с Йоахимштрассе. Вне сомнения, это был самый эксцентричный салон города, и она задавала там тон. Она просила называть себя Иерусалимским Черным лебедем, хотя иногда предпочитала быть Юсуфом, принцем Фиванским. Остальные участники салона, среди которых были такие уважаемые имена как Максимилиан Гарден, Франк Ведекинд, Виланд Херцфельде, Альфред Дёблин, Иоахим Рингельнац и Готфрид Бенн, буквально исполняли роль ее пажей. Сносили все перемены настроения своей госпожи, ее приступы гистрионизма и чрезмерную жестикуляцию. Эльза Ласкер-Шюлер умела мурлыкать… и показывать коготки секунду спустя. Вне сомнения, она бросалась из крайности в крайность; Вальтер Беньямин перестал посещать ее салон, по горло сытый его пустой, больной и истеричной хозяйкой. Однако его друзья, и в особенности поэт Готфрид Бенн – друг, паж и любовник, – и писатель Карл Краус, завсегдатай клуба во время своих наездов из Вены, стояли за нее насмерть. Для них она была гиперчувствительным, гениальным творцом.
Однажды, в начале 1920-х годов, в «Западном кафе» кое-что произошло. Ни в одном источнике не называется точная дата и, кроме того, существуют противоречащие друг другу версии. В самой распространенной – я заимствовал ее из книги Die verbrannten Dichter («Сожженные поэты») Юргена Зерке – рассказывается, что все началось со споров о литературе. За столиком невдалеке от Черного лебедя Курт Хиллер, молодой поэт-экспрессионист, экзальтированно разглагольствовал о литературе:
Истинная поэзия, поэзия по-настоящему великая обладает тремя элементами: чувственность, сентиментальность и рассудительность. Эльза Ласкер-Шюлер добилась великолепного синтеза чувственности и сентиментальности, но ей не хватает рассудительности. Следовательно, ее поэзия – великая, но не по-настоящему великая.
Этот комментарий возмутил одного из пажей за столиком рядом, будущего издателя Виланда Херцфельде, который
Мне не встретилось свидетельств, которые помогли бы понять причину, почему был сделан именно такой выбор. Возможно, это было первое заведение, на которое они наткнулись; возможно, начинался дождь, и они искали укрытие в ближайшем кафе под крышей. Однако несомненно то, что дезертировавшие из «Западного кафе» устроились в «Романском кафе» и, став своеобразной приманкой, с годами превратили его в один из символов Берлина эпохи Веймарской республики. Несомненно, часть заслуги принадлежит хозяину заведения, Бруно Фирингу, который принял трудное решение «приголубить» клиентов, не наполнявших ему кассу. С самого начала он разрешил новым гостям продолжить в своем заведении нескончаемые дебаты, перекочевавшие из «Западного кафе», при этом почти ничего не заказывая, пока официанты стояли со скрещенными на груди руками около стойки. Такой была политика кафе на протяжении долгого времени. Только в крайних случаях – например, если клиент проводил целый день с одним-единственным напитком – могло случиться, что ему указывали на выход. В таких ситуациях Фиринг, не привлекая внимания, ставил рядом с чашкой табличку с недвусмысленной надписью: «Просим вас покинуть заведение, расплатившись по счету. И больше в него не заходить». Швейцар Нитц следил за тем, чтобы «депортированные» не заходили в кафе, не сделав нового заказа. Однако такое случалось в очень редких случаях и, кроме того, обычно новый заказ не заставлял себя долго ждать. Бруно Фиринг обладал терпением и имел доброе сердце.
При всем этом остается парадоксальным тот факт, что Эльза Ласкер-Шюлер и ее богемная свита оказались в здании, построенном в честь Священной Римской империи германской нации. Именно здесь, в стенах, все еще источавших затхлый дух вильгельмовской эпохи, зарождался художественный и литературный авангард юного века. Конечно, чтобы это свершилось, еще должно было пройти какое-то время. Сначала нужно было преодолеть фатальный 1923 год, в котором у авангардных художественных и литературных кругов была одна забота: галопирующая инфляция. Также можно предположить, что, как и во всем Берлине, разговоры в «Романском кафе» долгие месяцы крутились вокруг финансов: денег, которых не было даже у тех, кто приходил с бумажниками, туго набитыми купюрами.
Как в «бассейне для пловцов», так и в «бассейне для не умеющих плавать», клиенты рассказывали друг другу истории и забавные случаи, которые ходили и по городу. Например, что многие врачи принимали оплату только натурой: десяток яиц за прием, пару колбас и ящик дров за то, чтобы удалить гланды. Некоторые торговцы отказывались от ценников на продукты, поскольку цены менялись каждые несколько часов. Почти прекратились кремации, потому что слишком подорожал уголь, а самой популярной моделью гробов стал гроб уменьшенных размеров. Из уст в уста передавалась также история об одной паре, которая продала дом, чтобы переехать в Соединенные Штаты, но, когда они прибыли в гамбургский порт, оказалось, что их денег больше не хватает ни на билеты на корабль, ни даже на обратный путь в деревню, где у них больше не было дома. Популярна была история и о человеке, который пришел в кассу театра с сотней миллионов марок в мешке, а в кассе ему ответили, что билет теперь стоит миллиард. И о влиятельном техасце, который скупил весь Берлинский филармонический оркестр, положив директору на стол стодолларовую купюру. И о клиенте, который пришел в бар, выпил два пива по пять тысяч марок каждая и получил счет на четырнадцать тысяч: «Если бы вы попросили счет сразу… – извинялся владелец за стойкой, – за это время цены успели вырасти». И о семье, которая, оставшись на выходных без еды, пошла в лес искать грибы; девять из них отравились и умерли. Судачили и о почтовом служащем, который открывал письма, приходившие из-за рубежа, и оставлял себе купюры: ему удалось собрать тысячу семьсот семнадцать долларов, тысячу сто два швейцарских франка и сто четырнадцать французских – сумма, которой хватило, как он признался на суде, чтобы купить два дома и подарить фортепиано своей невесте; остаток он пожертвовал церкви, чтобы успокоить свою совесть.
Все эти истории и забавные ситуации рассказывали и в «Романском кафе». Однако самым популярным был случай, который произошел непосредственно там: один из клиентов жаловался, что, несмотря на то что курс доллара не поднимался, стоимость кофе со вчерашнего дня взлетела в пять раз. «А вы не знаете, какой сегодня девиз дня? – невозмутимо ответил на это официант. – Будь философом. Но не размышляй. Просто будь философом».
Последний представитель богемы
1924