Кафка на пляже
Шрифт:
Слева от шоссе потянулся крутой обрыв. Внизу, под откосом, наверное, бежал горный поток. Повороты закручивались сильнее, удерживать машину на дороге стало тяжело, и задние колеса то и дело срывались в занос с эффектным визгом. Но я решил об опасности не думать. Надо полагать, авария в таком месте скорее всего Осиму не устраивала.
На часах было почти девять. Я приоткрыл окно, и в кабину ворвалась струя холодного воздуха. В горах звук распространяется совсем не так, как внизу, а мы забирались все выше и выше. Дорога наконец отвернула от пропасти (теперь можно хоть немного перевести дух, подумал я) и углубилась
– Вы часто сюда приезжаете? – поинтересовался я.
– Раньше часто. Сейчас уже нет. Работа. Мой старший брат – фанат виндсерфинга. Живет в Коти, на самом берегу. У него магазин, где продают разные штуки для серфингистов. Еще они там лодки делают. Изредка заезжает переночевать в то местечко, куда мы едем. А ты как? Не занимаешься серфингом?
– Ни разу не пробовал.
– Захочешь – брат может научить. Он мастер, – продолжат Осима. – Мы с ним совершенно разные. Сразу поймешь, если его увидишь. Он высокий, молчаливый, неприветливый, загорелый. Пиво любит, Вагнера от Шуберта не отличит. И все равно, нас с ним водой не разольешь.
Проехав еще дальше по горной дороге сквозь чащу, мы прибыли на место. Не заглушая мотор, Осима вылез из машины и, отперев ключом подобие ворот из металлической сетки, надавил на них. Створки отворились. Еще немного вперед по плохой извилистой грунтовке – и мы выбрались на небольшое открытое пространство. Дорога кончилась. Осима остановился, откинулся на сиденье и глубоко вздохнул. Потом обеими руками убрал назад волосы со лба и, повернув ключ, выключил двигатель. Потянул ручку стояночного тормоза.
Урчание мотора смолкло, и нас придавила тишина. Работал лишь вентилятор системы охлаждения – горячий двигатель, из которого Осима выжал все, что можно, потрескивал, остывая. Над капотом еле заметно вился парок. До слуха долетел слабый шум воды – похоже, где-то поблизости ручей. Налетавший время от времени порывами ветер шумел высоко над головой, словно какое-то знамение. Я открыл дверцу и выбрался наружу. Воздух напоминал слоеный пирог – теплые слои то тут, то там перемежались холодными. На мне поверх майки была куртка с капюшоном. Я застегнул молнию до самого подбородка.
Перед нами стояла маленькая постройка – нечто вроде горной хижины. Разглядеть в темноте, что она собой представляла, было невозможно. На фоне леса проступали только черные контуры. Не выключая фар, Осима с фонариком в руке, не торопясь, подошел к домику, поднялся по ступенькам на крыльцо и, достав из кармана ключ, открыл дверь. Вошел, чиркнул спичкой, зажигая переносную лампу. Затем вышел на крыльцо и, держа над головой лампу, провозгласил:
– Добро пожаловать в мое убежище! – Он мне напомнил персонаж из книжки старинных сказок. Я поднялся на крыльцо вслед за ним. С потолка свисала еще одна лампа – побольше. Осима зажег и ее.
В доме была всего одна большая комната, похожая на ящик. В углу маленькая кровать. Стол для еды, два деревянных стула. Старый, потертый диван. Безнадежно выгоревший ковер.
– Брат почти все здесь сам построил. Раньше в этой хижине жили рабочие с лесозаготовок, а потом он все переделал. Мастер на все руки. Я ему помогал, по мелочи, конечно, чтобы не пораниться, хоть и маленький был тогда. Хвастаться нечем – жилище первобытного человека. Света нет, я уже говорил. И водопровода. Туалет нормальный тоже отсутствует. Из достижений цивилизации – один пропан.
Осима взял чайник, слегка ополоснул и поставил кипятить воду.
– Места здесь, в горах, принадлежали моему деду. Он в Коти считался богачом. Имел большое состояние – землю, другое имущество. Лет десять назад дед умер, и нам с братом достался в наследство этот уголок. Считай, целая гора. Больше никому из родственников она не приглянулась. Далеко и почти ничего не стоит. Чтобы тут что-то сделать, людей надо собрать, все отремонтировать. Для этого денег нужна куча.
Я отодвинул занавеску и посмотрел в окно, но взгляд уперся лишь в стену непроницаемого мрака.
– В твои годы, – заговорил Осима, опуская в чайник пакетик чая с ромашкой, – я часто сюда ездил. Жил здесь один, ни с кем не встречался, не разговаривал. Брат почти насильно сюда меня выселял. Вообще-то с человеком, у которого такое заболевание, так не поступают. Опасно одного в глуши оставлять. Но брата это не волновало.
Облокотившись о разделочный столик, Осима ждал, когда закипит чайник.
– И дело не в том, что брат решил из меня человека сделать. Нет. Просто он считал, что мне это необходимо. И прав оказался. Я, пока тут жил, многого набрался. Книжек перечитал целую кучу, получил возможность спокойно подумать в одиночестве о жизни. Так получилось, что я почти перестал в школу ходить. Школу я не любил, и она не слишком меня жаловала. Потому что… как бы это сказать… я был другой, не такой, как все. От средних классов какие-то теплые чувства еще остались, а дальше всё один и один. Прямо как ты сейчас. Верно?
Я покачал головой:
– Значит, вы из-за этого так со мной возитесь?
– Из-за этого тоже, – сказал он и, помолчав немного, добавил: – Но не только.
Осима передал мне чашку с чаем, сам отхлебнул из своей. Горячий ромашковый чай успокаивал нервы, взбудораженные долгой гонкой.
Осима взглянул на часы.
– Мне уже пора. Сейчас расскажу, как здесь хозяйничать, и поеду. Воду бери из ручья. Он тут, рядом. Вода чистая, ключевая. Можно сразу пить. Гораздо лучше минералки. Дрова сложены на заднем дворе, станет холодно – затопи печку. Тут вообще-то прохладно. Бывает, и в августе топить приходится. На печке и готовить можно – сварить что-нибудь по-быстрому или пожарить. За домом сарай с разными инструментами. Поройся, если что понадобится. В шкафу вещи брата. Надевай что хочешь. Не бойся, он из-за тряпок переживать не станет.