Каган Русов
Шрифт:
– Скажи боярину Жирославу, что князь Ингер хочет осмотреть девушку, прежде чем сказать свое твердое слово.
Асмолд вздохнул с облегчением. Дело, которое он неосторожно взвалил на свои плечи, могло обернуться для него большими неприятностями. Ибо князь Ингер подозрителен и своенравен. А уж непрошенных советчиков он и вовсе может прогнать от порога, махнув рукой и на воинские заслуги и на близкое родство. Впрочем, Асмолд своим родством с Ингером никогда не кичился, ничего у брата не просил, и, возможно, именно поэтому пользовался его немалым доверием.
Боярин Жирослав ждал своего посланца в великом нетерпении. Дело-то затевалось нешуточное, а нрав у князя Ингера круче крутенького. Чего доброго заподозрит своих ближников в чем-то нехорошем. В дружбе с ромеями например. И начнет чинить спрос с правого и виноватого.
Заслышав во дворе топот копыт, боярин поднялся с лавки и подошел к открытому окну. Хорош дом у воеводы Асмолда – просторный, каменный. По слухам, воевода Борислав купил его у ромея, бежавшего от гнева Олега. Немалые, судя по всему, деньги уплатил. И было за что. Дом-то один из лучших в Киеве. А Борислав был родом из Хазарии, сказывали из кубанских асов, кои в торговле будут порасторопнее киевлян. И свои немалые деньги он единственному сыну оставил. Ну и от матери, княгини Ефанды, Асмолду кое-что перепало. Словом, грех было жаловаться воеводе на судьбу, да он и не жаловался, щедро оделяя ближних и дальних серебром и златом. Ишь какая челядь по двору ходит упитанная. А стремя воеводе никто не успел придержать, сам из седла порхнул на крыльцо аки сокол.
– Князь хочет девушку осмотреть, а потом уже скажет свое окончательное слово, - с порога сказал Асмолд, дабы не томить и без того переволновавшегося боярина.
У Жирослава словно гора с плеч спала. Взыска, значит, можно было не бояться. А уж понравится Елена князю или не понравится на то воля божья. Жирослав тут совершенно не при чем. Его дело предложить, а княжье – отказаться.
– А ты сказал, воевода, что Ольга христианка?
– Сказал, боярин.
– И что князь?
– Вроде как просветлел ликом.
Вот оно как. Просветлел. А с чего бы это? Неужели и на князя Ингера снизошла благодать божья? Честно говоря, боярину Жирославу в это слабо верилось. До сих пор великий князь в вере отцов и дедов был тверд. И славянским богам жертвовал щедрой рукой, не боясь крови. Волхвов их он тоже привечал, ну разве что Велесовых ближников не жаловал. Ни разу не слышал Жирослав, чтобы Ингер поклялся именем Чернобога. И причиной тому был Олег, которого великий князь опасался и ненавидел. Ходили по Киеву слухи, что Олег Вещий погиб в Приазовских степях не без участия Ингера. Жирослав этим слухам не верил и, быть может, напрасно. Смерть Олега многое поменяла в судьбе князя Ингера, ставшего единоличным правителем Руси.
– Передай великому князю, воевода, что его желание для нас закон, - сказал Жирослав Асмолду. – Девушку мы ему покажем в том виде, в котором он сам пожелает.
– Лады, - усмехнулся сын Борислава. – Я передам, боярин.
Ольге чужой город не понравился. Киев был много больше Плиски и гораздо шумнее. Впрочем, рассмотреть его она не успела, слишком уж была утомлена долгой дорогой. Полюбит ли она Киев со временем, Ольга не загадывала, но в любом случае ей здесь, видимо, придется жить, возможно до самой смерти. Патрикий Аристарх не скрыл от племянницы, что привезли ее в чужую землю не просто так, а с вполне определенной целью. Ольге уже исполнилось восемнадцать лет и в ее годы только совсем уж простоватые девушки не задумывались о замужестве. Но дочери несчастного Михаила Баяна и в голову не приходило, что отдадут ее за князя чужой земли и чужой веры. Мать Ольги была истовой христианкой, а вот отец… Отца
– Эка невидаль – язычник, - попробовала утешить приунывшую гостью боярыня Татьяна. – Я сама родилась в старой вере, а крестилась только после того, как замуж пошла. В тереме у батюшки меня Благовидой звали. Да и теперь родные по отцу так же зовут. Не станешь же из-за веры, какой бы истинной она не была, отказываться от родичей и обычаев, от пращуров идущих.
– А коли меня заставят кровавые жертвы идолам приносить, что тогда? – испуганно спросила Ольга. – Ведь это грех страшный.
– Да кто ж тебя, девица, к тем идолам пустит, - засмеялась Татьяна. – Жертвоприношение, это удел волхвов и мужчин, старших в роду. А нашей бабьей богини Макоши ни жертвы нужны, а любовь и здоровое да удачливое потомство. Вздернешь подол, когда муж попросит, вот и вся наша служба. Но это и христианкам не возбраняется, ибо жена должна угождать мужу своему.
– И ты угождаешь? – жарким шепотом спросила Ольга.
– Хотелось бы почаще, - хмыкнула Татьяна, - да моему Жирославу все как-то недосуг. Но двоих детей я уже родила, с божьей помощью. Я ведь у боярина не первая. Первая-то у него умерла при родах. Такая вот она бабья доля.
Татьяна была лет на шесть-семь старше Ольги, но если по глазам судить, то опыта ей не занимать. Порожала женка. А Ольге еще только предстоит испытать то, что выпадает на долю любой женщины. Да еще многое сверх того. Ибо она не простолюдинка, не боярыня даже, а внучка царя, которой скоро предстоит стать женой грозного князя.
– А князь Ингер молод?
– Не скажу, что молод, но и не шибко стар, - с охотой отозвалась Татьяна. – Только-только ему за пятьдесят перевалило. Но силы в нем еще не меряно, я стороной у его холопок выясняла. Топчет он их по чем зря.
– То есть как топчет? – испугалась Ольга.
– А как хороший петух курочек, - усмехнулась Татьяна. – Так готова, что ли?
– Куда готова?
– В баню пойдем, - сказала боярыня, отводя глаза в сторону. – Спину мне что-то прихватило, может после пара отойдет.
– Не хочу я в баню, - заупрямилась Ольга.
– Так надо, - строго сказала Татьяна. – Не бойся, милая, я буду с тобой.
Неспроста боярыня повела ее в баню. Это Ольга поняла сразу, но и спорить с Татьяной у нее не хватило сил. Зато появился страх. Не станет ли этот неурочный поход за чистотой тела преддверием к потери чистоты души. Однако в предбаннике никого кроме двух холопок не было. Потому у Ольги отлегло от сердца. И одежду она скинула без боязни и в парную шагнула смело. И только перешагнув порог остановилось, как вкопанная. Глаза ее остановили. Жадные мужские глаза, которые осматривали ее обнаженное тело. А лицо она уж потом разглядела в неверном свете лампадок. Строгое лицо и надменное. Ольга рванулась было назад, но почувствовав на плечах твердые руки Татьяны остановилась. Поняла вдруг, что бесполезно. Что от этих властных глаз ей убежать не удастся. А потому и замерла в неподвижности, забыв прикрыть нагое тело руками. Мужчин было трое, двое сидели на лавке, а третий стоял в стороне. Этот третий на Ольгу не смотрел, зато у второго, сидевшего одесную князя Ингера, лицо вмиг покрылось испариной. Хотя нельзя сказать, что в бане было слишком жарко. Именно к нему обратился с вопросом князь Ингер: