Кахатанна. Тетралогия
Шрифт:
Каэтана подумала, что удовольствие это сомнительной но всух произносить ничего не стала. В конце концов, Ниппи – это ее единственная ниточка к тайнику. И еще не хватало, чтобы он обиделся.
– А ты молофеф! Мне понравилофь...
– Спасибо, Ниппи. Лучше скажи, куда идти.
– Направо! – произнес перстень четким и звучным голосом. Наверное, очень постарался.
Шла она совсем недолго. Маленький островок смутным пятном замаячил впереди. И благоразумный Ниппи, соблюдая все меры предосторожности, невнятно прошипел, что, дескать, искомое место – вот оно. И что
Каэ и без того времени зря не теряла. Ступив на твердую землю, она уверенно зашагала в сторону одинокой скалы, на самой верхушке которой лежал большой и плоский камень. Он даже выглядел тяжелым, и она со вздохом подумала, что присутствие гигантов фен-шангов или Джоу Лахатала с его братьями лишним не было. Но на нет и суда нет, как говорили в ее прошлой жизни.
Интагейя Сангасойя изо всех сил уперлась в валун и попыталась сдвинуть его с места. Не то камень был на самом деле легче, чем это представлялось, не то Исфандат и Лондэк сильно расшатали его, сдвигая несколько месяцев тому назад, не то доспехи Ур-Шанаби существенно облегчали жизнь, но только задуманное удалось ей без особого труда.
Приказав Ворону дожидаться ее на месте, Каэтана спустилась в глубокий подземный ход, больше напоминающий размерами нору крупного зверя.
По углам шуршало и шелестело, но на дороге у нее о не становился, и цели своей достигла Каэ так быстро, что это показалось ей подозрительным. Она была научена горьким опытом и твердо помнила, что легко такие дела не делаются. Отсутствие проблем начинало ее серьезно пугать. Она насторожилась, вытащила оба меча из ножен и стала красться к входу в маленькую пещерку, освещенную ярким светом.
– Никого неф, – сказал Ниппи негромко. – Дафай.
Даже его свидетельство Каэтану не успокоило: неужели волшебные предметы никто не охраняет? Однако стоять столбом на расстоянии нескольких метров от собственной цели было верхом глупости. Она вошла в небольшое помещение и остановилась в изумлении – в снопе золотого пламени возвышался перед ней треножник, на котором, небрежно сваленные в кучу, лежали четыре талисмана Джаганнатхи. Но не это поразило Интагейя Сан-гасойю, а то, что с противоположной стороны она видела точно такой же вход. И около него стояла хрупкая женщина в сияющих так, что больно глазам смотреть, доспехах, держа перед собой обнаженные клинки. Она выглядела изумленной и немного растерянной. А на безымянном пальце ее правой руки полыхал алым большой перстень...
Двойник опомнился первым.
– Ничего не понимаю, – заявила вторая Каэтана, разглядывая себя и так и этак сквозь пламя костра. – Что за наваждение?
– Талисманы хитры, Мелькарт силен, – произнес до боли знакомый голос Ниппи. – Не смотри, бери эту мерзость и пошли.
– То есть как это – бери? – возмутилась Каэ. – Я черт знает откуда пришла за этой гадостью, а тут ты мне в глазах двоишься. Да еще и мешаешь.
– Это я пришла, а двоишься и мешаешь – ты.
– Еще скажи, что я – иллюзия.
– А что еще? Я, конечно, знала, что талисманы Джаганнатхи способны на многое, но никогда не думала,
– Извини, но тебя нет на самом деле. Это я сама с собой беседую...
Двойники уставились друг на друга ненавидящим взглядом.
– Понятно, – наконец прошипела сквозь зубы вторая Каэтана. – Это меня талисманы разыгрывают. Слушай, видение, проваливай отсюда, если ты из плоти. Добром прошу.
– Это ты уходи, – предложила Каэ, думая, что себя убивать не слишком приятно.
– Мне нужно уничтожить талисманы, – сказал двойник. – Ты мне мешаешь.
Вздохнул. Понял, видимо, что так можно стоять и беседовать до бесконечности. И внезапно прыгнул вперед, приземлившись на полусогнутые ноги. Мечи он держал клинками вверх; затем начал вращать их в разных направлениях, образуя перед собой два сверкающих круга. Глазам моментально стало больно.
Пещера огласилась звоном стали, и выяснилось, что двойник материален – не наваждение, но от этого было еще страшнее. Противникам приходилось тяжело: казалось, они читают мысли на расстоянии и предугадывают все возможные ходы. Самые хитрые, самые отчаянные выпады были парированы; а все ответные удары, изобретенные на ходу, отбиты с не меньшей силой.
– Стоп! – сказал двойник. – Я понимаю: я дерусь сама с собой. Главное – вовремя остановиться.
Каэ и сама была такого же мнения.
– Сейчас я просто подойду и возьму талисманы, а ты шагай в свое пространство.
И они выполнили этот нехитрый маневр. Вдвоем. Руки – теплые, живые, защищенные наручами Ур-Шанаби, – встретились над треножником, соприкоснулись и отпрянули, будто дотронулись до жала змеи. Тут Каэ не выдержала и изо всей силы, как проделывала это не раз на арене, в бытность свою гладиатором у унгараттов, нанесла сокрушительный удар прямо в челюсть видения. Во все стороны брызнула кровь.
Правда, у обоих двойников, потому что у второй Кахатанны тоже оказались свои воспоминания. И они некстати всплыли именно теперь. Возможно, вспомнила она что-то другое, но ударила не слабее.
От неожиданного сотрясения обе богини качнулись сначала назад, затем – пытаясь восстановить равновесие – вперед; затем рванулись прочь от пламени костра, споткнулись и упали, проехав на животе по каменному полу пещеры. Хорошо еще – вдоль стены, не свалившись в огонь.
И получилось так, что они поменялись местами.
– Неплохо, – сказали они хором.
И в этот момент Каэ поняла, что перестает различать себя и свою точную копию; понятие направления потеряло всякий смысл; она видела, что двойник ее так же безумно озирается по сторонам, и уже не знала, обман это или самая страшная ситуация, в которую она когда-либо попадала. Пещера закрутилась у нее перед глазами, и ориентиры стали смещаться. Вторая Каэтана была правдоподобнее, нежели зеркальное отражение, именно тем, что она отличалась буквально во всем. Она совершала другие движения; она говорила другие слова – вот только смысл был одинаков. Ибо вела она себя именно так, как и должна была себя вести Великая Кахатанна, Интагейя Сангасойя, Суть Сути и Мать Истины.