Как Бог съел что-то не то
Шрифт:
Однако настроение у всех уже было испорчено.
– Посидим здесь или пойдем наверх? – спросила мама, когда они вернулись в холл.
Завидев ту поблекшую даму, Анна предложила пойти наверх: ей совсем не хотелось обсуждать Берлинскую оперу.
Папа уселся в кресло, Анна с мамой устроились на кровати.
– Надо не забыть дать тебе деньги на проезд на следующую неделю, – сказала мама, открывая сумочку.
Анна взглянула на маму и сказала:
– Мне кажется, я должна устроиться на работу.
Глава вторая
Анна с мамой сидели в комнате ожидания
– Если бы только нам помогли оплатить твое обучение на курсах секретарей, – повторяла мама, наверное, в шестой раз, – ты бы потом вполне могла зарабатывать себе на жизнь.
Анна кивнула.
Вдоль стен на жестких стульях в ожидании собеседования сидели такие же беженцы, как они с мамой. Некоторые нервно, на повышенных тонах, переговаривались друг с другом. Другие читали газеты (Анна отметила одну газету с английским названием, одну – с французским, две – со швейцарским и одну на идише). Двое пожилых супругов ели булочки из бумажного пакета, а какой-то сгорбленный тощий человек одиноко стоял в углу, уставившись в пространство. В комнате периодически появлялся служащий, выкликал чье-то имя, и тот, кого вызвали, поднимался с места и шел за ним.
– У тебя должен появиться какой-то фундамент для жизни, – приговаривала мама. – То, чего у меня никогда не было. Тогда сможешь стать независимой.
Сначала мама отвергла предложение Анны найти себе работу, но потом со свойственной ей энергией бросилась на поиски подходящих учебных курсов. В том, что Анне необходимо окончить специальные курсы, мама была твердо уверена. Вот только какие именно? Идея поступить на курсы секретарей вроде бы напрашивалась. Но полная неспособность Анны освоить стенографию входила в список ее многочисленных неудач во время обучения в школе мисс Меткаф.
– Дело не в том, что это трудно. Это ужасно скучно! – жаловалась Анна.
В ответ на это мисс Меткаф снисходительно улыбалась и замечала: «Гордыня не лучшее качество!»
Мама прекрасно понимала трудности Анны со стенографией, и в конце концов, путем многочисленных расспросов дальних и близких знакомых, ей удалось разузнать о секретарских курсах, где обучали по другой системе. Вместо стенографии там учили печатать на портативных машинках, напоминавших пишущие. Это было гораздо легче, к тому же машинки можно было приспосабливать к разным языкам. Единственной проблемой была стоимость этих курсов – двадцать пять фунтов стерлингов!
– Господин и госпожа Цукерман! – вызвал служащий престарелых супругов, самозабвенно поглощавших булочки.
Они торопливо засунули недоеденные остатки обратно в пакет и последовали за служащим.
– Я считаю, что мы имеем право на помощь, – приговаривала мама. – Мы еще никогда ни о чем не просили.
Мама и сейчас не стала бы обращаться в Организацию помощи беженцам. И только опасение, что Анне придется работать без нужных навыков, как ей самой, заставило маму пойти на это. Пять с половиной дней в неделю мама проводила в полуподвальном помещении, перепечатывая и сортируя письма. Она ненавидела свою работу.
– Господин Рубинштейн!
– Господин и госпожа Берг!
Женщина, сидевшая напротив мамы, тяжело поднялась.
– Как же долго
– Но это лучше, чем ждать на границе, Берта, – заметил, нахмурившись, ее муж.
Он повернулся к маме и Анне:
– Моя жена стала несколько нервной. Нам пришлось нелегко. Мы уехали из Германии перед самой войной.
– Как это было ужасно! – запричитала женщина. – Нацисты все время кричали на нас, угрожали. Там был один несчастный старик… Он думал, его документы в порядке. А его стали бить – кулаками, ногами – и не пропустили. И потом закричали нам: а вы пока проваливайте. Но мы до вас доберемся! Мы вас позже прикончим!
– Берта… – муж попытался ее остановить.
– Они так и сказали: мы до вас доберемся – куда бы вы ни сбежали. Мы завоюем весь мир!
Мужчина погладил жену по руке и улыбнулся маме извиняющейся улыбкой:
– А вы когда уехали из Германии?
– В марте 1933 года, – ответила мама.
Среди беженцев считалось, что чем раньше ты покинул Германию, тем больше уважения заслуживаешь. Эмигрировать в 1933 году значило то же самое, что приплыть в Америку на «Мейфлауэре» [4] . И мама никогда не упускала возможности подчеркнуть, что они уехали именно в марте.
4
«Мейфлауэр» – корабль, на котором в 1620 году первые переселенцы из Англии прибыли в Северную Америку. Впоследствии «Мейфлауэр» стал символом американских первопроходцев.
– Я понимаю, – отозвался мужчина.
Но на его жену сообщение мамы произвело сильное впечатление. Она испуганно взглянула на Анну:
– Вы не представляете, что сейчас там происходит.
Анна мгновенно замкнулась. Она предпочитала не думать о том, каково сейчас жить в Германии.
Следующей вызвали женщину в поношенном меховом пальто, сжимавшую свою сумочку:
– Мисс Гольдштейн!
Затем настала очередь человека в очках, в котором мама узнала одного не очень известного скрипача.
И тут пригласили маму и Анну.
– Пройдите, пожалуйста, в студенческий отдел, – сказал служащий и привел их в комнату, где за столом сидела седовласая дама, чем-то напоминавшая мисс Меткаф, но гораздо приятнее. Дама читала анкету, которую Анна заполнила перед тем, как прийти на собеседование.
– Здравствуйте, – дама жестом указала маме и Анне на стулья. – Итак, – повернулась она к Анне, – вы хотели бы стать секретарем.
– Да.
Седовласая дама снова взглянула в анкету Анны.
– У вас очень хорошие оценки за итоговые экзамены. Но вы не захотели продолжить обучение в прежней школе?
– Нет, – ответила Анна.
– Позвольте узнать, почему?
– Мне не нравилась школа. Там мало кто остается после сдачи экзаменов на аттестат… И нельзя сказать, чтобы там меня многому научили, – добавила Анна после некоторых колебаний.
Дама опять погрузилась в изучение анкеты.
– Школа для девочек Лилиан Меткаф… Я знаю эту школу. Больше видимости, чем содержания. Жаль…