Как боги. Семь пьес о любви

Поляков Юрий Михайлович

Гаврюшина. Погоди! Сядь!

Дочь садится на стул, а мать начинает делать ей массаж головы.

Алена. Ой, больно!

Гаврюшина. Зато пройдет. Разве так можно!? От тебя разит, как…

Алена. …от папы?

Гаврюшина. Речь о тебе! В твоем возрасте я читала книжки, а не сшибала парней по ночным клубам.

Алена.

Я не сшибаю, а коллекционирую.

Гаврюшина. Знаешь, как это называется?

Алена. Знаю! И о том, что вы с папочкой познакомились в очереди на выставку Петрова-Водкина, тоже знаю…

Гаврюшина. Да, в очереди. Заметь, к Петрову-Водкину, а не за водкой.

Алена (взвешивая на руке шейкер). А что, разве за водкой раньше в очереди стояли? Жестяк! Ну и правильно, что ваш Совок гавкнулся. Сейчас очереди только в крутые клубы. А правда, в Совке секса реально не было?

Гаврюшина. Конечно не было. Откуда? Нас с отцом вывели в инкубаторе, как цыплят. А тебя нашли…

Алена. В капусте?

Гаврюшина. В конопле!

Алена. Мам, после того раза я с дурью завязала. Честно!

Гаврюшина. Надеюсь. Снова поймать тебя за шиворот можем и не успеть.

Алена. Ну, прости, я была козой! Мне теперь в лоджию даже выйти страшно. Мам, а почему ты не изменяешь папе?

Гаврюшина (после молчания). Зачем?

Алена. Ну, не знаю, для тонуса хотя бы. Ты молодая, красивая женщина, а он пьяная развалина.

Гаврюшина. Не надо так! Он пьет, потому что ему сломали карьеру!

Алена. Мама, он выпил уже за тысячу сломанных карьер. И тебе жизнь испортил. Я бы, между прочим, право на измену включала в брачный контракт. Отдельным пунктом. «В случае невыполнения обязанностей можно нарушать супружескую верность в одностороннем порядке…»

Гаврюшина. Измена от слова изменить, а не переспать. Можно свою жизнь так изменить, что мало не покажется. Кстати, а любовь в брачный контракт надо включать или тоже не обязательно?

Алена. Любовь?

Гаврюшина. Не верти головой!

Алена. Любовь не обязательно. Это же просто такое настроение. Сегодня одно, завтра другое. Даже если на кого-то запала, ничего страшного. Клин клином вышибают…

Гаврюшина. Насмотрелась я твоих клиньев. Больше в дом не води. Ясно?

Алена (вздохнув). Ясно.

Гаврюшина. Особенно — байкера.

Алена.

Не приведу. От него бензином воняет.

Гаврюшина. Марку Захаровичу снова звонить не надо?

Алена. Мама, сколько можно! По глупости залетают один раз. Теперь все под контролем. Да здравствует секс, безопасный, как бритва!

Гаврюшина. Алена, ты шлюха, что ли?

Алена. Мама, я просто живу. А настоящих шлюх ты еще не видела!

Слышен звонок в дверь.

Гаврюшина. Иди — оденься прилично! Ходишь, как девка по утреннему борделю. У нас гости.

Алена. Мамочка, ты бывала в борделях?

Гаврюшина. Читала. Уйди с глаз моих!

Алена. Какие еще гости?

Гаврюшина. Максим с матерью.

Алена. Это не гости. Это чума!

Гаврюшина. Поговори еще у меня! И не сутулься, а то швабру вставлю!

Алена. Яволь, мой фюрер!

Гаврюшина. Как ты сказала?

Алена. Шутка. Со скинхедом я больше не встречаюсь. Честное слово!

Снова звонок. Нервный. Алена уходит, а Гаврюшина открывает дверь. Появляются экстравагантная молодящаяся дама в шляпе и мужчина лет тридцати пяти. Дамы целуются.

Мак-Кенди. Верочка, здравствуй!

Гаврюшина. Здравствуй, Алевтина!

Мак-Кенди. Сколько же мы не виделись? Три года?

Максим. Мама…

Мак-Кенди. Что-о-о?

Максим. Извини, Тина, в последний раз ты была в Москве пять лет назад.

Мак-Кенди. Да? Время летит, как деньги. Верунчик, а почему ты так хорошо выглядишь? Прямо девочка! Молчи! Сама догадаюсь. (Вглядывается в ее лицо.) Подтяжка? Нет, не похоже. Поняла: золотые нити!

Гаврюшина. Нет.

Мак-Кенди. Стволовые клетки?

Гаврюшина. Никогда!

Мак-Кенди. Почему?

Гаврюшина. Наш батюшка отец Никон категорически против.

Мак-Кенди. Мракобес! Когда я училась в школе, ходить в мини-юбке мне запрещал секретарь райкома. А теперь, значит, батюшка!

Гаврюшина. Я тоже носила мини-юбку, но мне никто не запрещал.

Мак-Кенди. Во-первых, ты училась позже на… Ну, не важно! А во-вторых, какая у тебя была юбка?