Как бороться с врачами. В помощь практикующему больному

Хворый Асклепий

Во второй половине XIX века в Европе, в том числе и в Российской империи появилось множество врачебных обществ, взявших себе девиз: «Светя другим, сгораю сам». Как видите, уже тогда излишней скромностью врачи не страдали и тягу к пышной фразе имели большую. Думаю, что подавляющее большинство врачей этих обществ не «сгорело» на работе.

Впрочем, врачам было с кого брать пример. Ведь это их кумиру Гиппократу принадлежат слова: «Врач-философ равен Богу».

Но если врачи действительно герои и святые, то почему, скажите на милость, они так усердно прячут от нас, больных, да и от себя, клятву Гиппократа? Не потому

ли, что им просто было бы стыдно перед больными за то, что столь велико расхождение между тем, в чем они клялись, и тем, что делают? Что я имею в виду, говоря «прячут»? А то, что ни в одном лечебном заведении — а я посетил их немало — не видел я текста этой клятвы, пускай даже не на самом видном — как подобает клятве, — а в укромном месте.

Нет, в одном все ж таки видел. Какая-то фармацевтическая компания поместила в небольшом проспекте рекламу лекарства вместе с текстом клятвы Гиппократа. Видимо менеджеры компании думали, что делают удачный рекламный ход. Находился же проспект на посту медсестры.

В то же время «Военную присягу» — клятву военнослужащего — в любой воинской части можно увидеть во многих местах. Случайно ли это? Я уверен — закономерно. Врачи не хотят, чтобы больные слышали клятву Гиппократа или видели ее текст. Принимают они ее в своем, узком кругу. Больные же знают только то, что врачи давали «какую то великую клятву», и это должно» вселять в каждого больного почтение к врачу, как и в случае с эксплуатацией великих имен.

Прежде чем судить о величии клятвы, давайте прочитаем ее текст.

Клятва Гиппократа

Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с родителями, делиться с ним своими достатками и в случае необходимости помогать ему в его нуждах, его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому.

Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости.

Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария.

Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство.

Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом.

В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной.

Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет

обратное этому.

* * *

Я думаю, что теперь вам стала понятной причина сокрытия. Ведь клятва, с точки зрения сегодняшних цивилизованных представлений, глубоко аморальна! В ней заложены, если вдуматься, многие, если не все, пороки медицины. Проведем небольшой анализ.

Первая заповедь врача, оказывается, не забота о здоровье больных, как мы всегда думали, а забота о материальном благополучии учителя и его семьи.

И вторая заповедь, к сожалению, — не забота о благополучии больных, но забота о бесплатном обучении детей учителя.

Третье же обещание — сохранять в тайне от «непосвященных» медицинские знания.

Дающий клятву через нее фактически принимается в некую закрытую от неприсягавших «семью» с общим «котлом» и общими, но закрытыми от посторонних знаниями. Причем кровному родству явно отдается предпочтение. Вам, читатель, это ничего не напоминает? Правильно, что вы подумали о мафии. Видимо, врачебная мафия появилась куда раньше корсиканской.

Из текста следует, что для не связанных родством обучение медицине было платным и, видимо, отнюдь не дешевым — раз в клятве этому уделено место. Сохранение же в тайне от больных медицинских знаний — не что иное, как стремление ограничить их возможности по самостоятельному лечению. Зачем? Очевидно, затем, что чем больше вызовов к больным, тем выше доходы врача. Все это не может давать оснований для подозрения врачей в бескорыстии.

Обещание «воздерживаться от причинения вреда и несправедливости», согласитесь, совсем не то же самое, что «не причинять вреда и несправедливости». Слово «воздерживаться» уже подразумевает необязательность.

Как известно, беременность может развиваться неправильно или быть противопоказанной, и отказ женщине в аборте, в таком случае, не благо, а, возможно, ее убийство. Впрочем, скорее всего, и здесь на первый план выходят не соображения морали, а банальное разделение сфер влияния. В данном случае врач не хочет лишать прибылей тех, кто занимался абортами профессионально.

Такое предположение подтверждается абзацем, где говорится о «каменной болезни». Из него становится ясным, что уже тогда существовали мафиозные врачебные кланы, боровшиеся между собой за источники доходов. Ведь тех, кто делает «сечения», в наше время называют хирургами. А в те времена их даже не допустили до клятвы. Хотя, вполне возможно, что у них была своя клятва, которая просто до нас не дошла. И Гиппократ, и его последователи клялись не делать сечений вовсе не потому, что не умели (ведь могли бы обучиться), а чтобы предотвратить межклановые «разборки».

Апофеозом клятвы звучат слова о жажде «славы у всех людей на вечные времена». Мы еще раз убеждаемся, что скромность, в понятии врачей, никогда не принадлежала к числу доблестей.

А как понималась врачами ответственность за нарушение клятвы? Весьма абстрактно — только как отсутствие счастья и славы. И это при том, что клятва написана во времена, когда уже существовало государство (Эллада), законы и суды. Сравните такую ответственность с той, что была предусмотрена в «Военной присяге» СССР: «Если я нарушу… то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа!» Да, реальной ответственности врачи всегда стремились избегать.