Как целует хулиган
Шрифт:
Данила растерянно заозирался.
– Да я чё, я ничё... А... – мысли рабегались, – бля, чего я хотел-то?
– А-а-а, братан, охренел? – рассмеялся Кирей. – А я тебе ещё вчера сказал, что она у меня классная! – Шутливо набычился: – Слышь, пацан, держись от неё подальше!
– Угу, – машинально кивнул Данила, и, вспомнив, наконец, что искал футболку, подхватил её с перил. – Я, короче, в машине.
Ждал довольно долго. Внезапно пожалел, что не курит – край, как нужно было что-то, чтобы занять руки и упорядочить мысли.
Это же... блядь, это... Как такое
И что теперь делать?
Она-то, понятное дело, струхнула, чует, что хвост в говне, но он и сам хорош. Нахера он, спрашивается, вместо того, чтобы сразу сказать, что знает её, как придурок ей представился?
А потому что тоже охренел. И это ещё мягко сказано.
– Даныч, ну извиняй, брат, мы, наверное, не поедем, – с виноватой улыбочкой заглянул в машину Кирей. – Началось, блин: то ей с девчонками ещё посидеть, то вместе со всеми на автобусе ехать хочет. Мозгоклюйка, блин. Там во сколько спирт-то подвезут? Я тогда сам до тебя доскачу. А, бля, я же бухал... Ну давай, встретимся где-нибудь на нейтралке, подхватишь меня?
На душе было противно, портить братану эйфорию от встречи с его «очень хорошей девочкой» не хотелось, но, во-первых, девочка оказалась не такой уж и хорошей, а во-вторых, это как зуб – лучше сразу и с корнем, чем будет потом гнить и дёргать за нерв.
– Братан, сядь на минутку, разговор есть.
Кирей открыл дверь, но сесть не успел – от ворот его окликнула Маринка. Подлетела к ним и заявила, что передумала и поедет сейчас. Забралась на заднее сиденье, угрюмо стиснула руки на груди. А у Данилы от её близости аж замерло всё внутри. Суетливо сунул ключ в зажигание, выжал сцепление. Жигуль захлебнулся оборотами и заглох. И снова. И снова.
– Чёртов таз! – сквозь зубы буркнул Данила, хотя на самом деле хотелось материться и херачить кулаком по рулю. И дело не в машине.
– А ты нежнее, братан! – смеясь, погладил обшарпанную панель Кирей. – Она не таз, она ласточка и сладкая девочка. Просто не привыкла ещё к тебе после прежнего хозяина.
– Я косметичку забыла в домике! – очнулась вдруг Маринка. – Кирюш, сходи, пожалуйста ты, мне босоножки натирают. Она там, на тумбочке у входа.
Кирей побурчал, но пошёл. В напряжённом молчании проводили его взглядами.
– Значит, такой же лох, как я, только гораздо красивее, да?
– А ты... А ты как будто просто мимо проходил, да?! Забыл, как на вокзале меня тогда зажал? Так что не надо тут теперь строить из себя!
– Воу, дерзкая! – рассмеялся Данила, – да у тебя, типа, козырь в рукаве? – Развернулся к ней: – Не хиляет, Марин! Я понятия не имел, кто ты такая. Но залетать теперь, скрывая твоё блядство, не собираюсь. И пусть ты меня опрокинула по-жёсткому и зачушила напоследок, но я не дам тебе глумиться над Киреем. – Демонстративно поразглядывал её в полумраке салона и отвернулся. На душе творилось хрен знает что.
– Всё не так, я соврала. Просто чтобы ты отстал! Потому что Кир приехал, и я боялась, что ты и до него доберёшься... Ты сам угрожал этим!
– Да мне-то уже пофиг, Марин. Он приехал, с ним и объясняйся.
Повисшую паузу разорвали сдавленные
– Ага, давай-давай, пореви. Я не такая, я жду трамвая! Нам же, лошарам, много ли надо – слезу пустила, и готово, да?
– Дань, ну пожалуйста, ну я правду говорю. Я соврала тогда! Серьёзно, нет у меня никого кроме Кира, а ты просто случайно подвернулся... Это моя ошибка, да, но... – Коснулась его плеча. – Дань, ну пожалуйста, не говори! Ну пожалуйста...
Он дёрнулся, стряхивая её руку.
От этого «случайно подвернулся» стало вдруг больно, почти как сегодня утром, когда проспался и вспомнил, как попёрся к ней, идиот, как распинался там, чуть ли не в любви признавался. Никогда раньше его от девчонок так не торкало, никогда и ни одной не открывался настолько. И как запросто она его тогда мордой в грязь, а теперь «ну пожалуйста»...
Только сейчас было ещё больнее, потому что теперь к его ущемлённой гордости неожиданно подмешалась острая ревность. И это было так тупо – ревновать гулящую сучку! К тому же – сучку друга. К другу же.
– Кис, ну нет её на тумбочке! – открыл заднюю дверь Кирей. – Иди сама ищи.
– Не надо уже, – буркнула Маринка, – она у меня в сумке. Я вспомнила.
– Вот растеряша моя...
Кирей сунулся к ней в салон, послышалось чмоканье поцелуев, возня и сдавленный шёпот:
– Кир, ну не надо... Ну Кир!
– Да вы, блин, задолбали, там, сосаться! – зло газанул на холостых Данила. – Мы едем, или как?
С трудом сдерживаясь, но всё же прикидываясь дураком и послушно следуя указаниям Кирея, доехал до соседнего с Маринкиным двора. Голубки вышли и тут же о чём-то заспорили: Маринка размахивала руками, а Кирей их заискивающе перехватывал и пытался её обнять.
Данила старался не смотреть на них, но взгляд так и тянулся. Мазохистская колючая боль растекалась в груди, сбивала дыхание, заставляла нервно обкусывать губы.
Глянул на них в очередной раз, и, как назло, именно в этот момент Маринка сдалась напору Кирея, и дальше они почти минуту самозабвенно целовались.
Не выдержал, посигналил.
– Кирей, время!
И Маринка вдруг снова запсиховала, а Кирею опять пришлось её уламывать...
Наконец он рухнул на переднее пассажирское, обессиленно выдохнул:
– Бля-я-я...
– Нормальная, говоришь? – задыхаясь от ревности, подколол Данила. – Ну-ну.
– Да не, это на неё вот что-то нашло, уже вечером. Как будто чувствует, что у нас с тобой ещё планы. – Усмехнулся. – А может, ей рожа ей твоя битая не понравилась? И ты тоже хорош: Кирей, время! Она теперь точно не поверит, что я домой поехал, ещё названивать, чего доброго, начнёт. Говорит, прикинь, что ей кто-то там сказал, что видел меня вчера в бане с тёлками. А я ей сегодня с утра уже втёр, что дома с батей бухал... Пришлось срочно отмазываться, на тебя стрелки перевести, что ты подвалил уже за полночь и потащил в баню. И что все бабы были твои. Ты же, типа, дембель, тебе положено. Еле выкрутился, да и то, как-то... Твою мать. – Озабоченно помолчал. – Что-то её и правда, резко сорвало.