Как целует хулиган
Шрифт:
– Где сейчас может быть, знаешь?
– Нет.
Опер ещё раз окинул квартиру внимательным взглядом, развернулся на выход:
– Если вдруг появится, дай мне знать. – Замер на мгновенье. – Пожалуйста.
А вот это было неожиданно, Данила даже не нашёлся, что ответить. Ну, в смысле, он действительно не знал, где именно сейчас Маринка, но... Усмехнулся: Кирей, гад, неужели ты так и не решился познакомиться с папаней? Но не ему же их теперь знакомить, правда, ведь?
«А вы это, помотайтесь по гостиницам, они наверняка где-то там с Кругловым сексом занимаются. Кстати,
Нет уж. Пусть сами как-нибудь.
Опер ушёл, а Данила уже не мог заснуть – упорно гнал мысли о братане и Маринке, и листал армейскую записную книжку, прикидывая, к кому из пацанов можно временно кинуть кости. Буквально первые пару дней, до первой, самой примитивной подработки, а дальше он уже сам. Теперь уже точно заново и точно с нуля.
Глава 42
Катька, обхватив колени руками, забилась в угол и молчала, а Маринка металась по маленькой комнатке с большой кроватью, пытаясь найти выход. Но дверь заперта, третий этаж, под окнами ни деревца, ни хотя бы трубы водостока какой-нибудь. Просто голая стена. Можно, конечно, попытаться спрыгнуть, но слишком уж велика вероятность так и остаться там, внизу, с переломанными ногами. И это в лучшем случае.
Но с другой стороны – не лучше ли так, чем...
– Ну чего ты сидишь, Махонина?! – озираясь на дверь, истерично зашептала Маринка. – Давай думать! Тебе что, вообще без разницы?
Маринка даже не знала, куда их завезли, но слышала, как за окном громыхают вагоны железнодорожных составов. Да и ехали сюда не очень долго, значит, где-то в районе пригорода.
– Ну чего ты сидишь?! – снова попыталась она растормошить Катьку.
Та обречённо обхватила голову руками:
– Да бесполезно, Марин... Отсюда только два пути: оттраханной, но живой, или нетронутой, но... – замолчала.
– Откуда ты знаешь?
– Это Рамза.
– Кто?
– Рамазанов. Хозяин Воска. Тот, придурочный, помнишь? Это его баня с номерами, я знаю.
– Так это... – Маринка опешила. – Так это из-за тебя?! Ты всё-таки вляпалась в какое-то дерьмо?
– А я тебя не просила встревать! – взорвалась вдруг Катька, и Маринка увидела, что, несмотря на видимое спокойствие, лицо у неё зарёванное. – Ты сама полезла! Я не просила!
– Ты дура совсем? Я что, должна была тебя бросить?!
Злость раздирала, но ещё больше страх. На его фоне всё остальное становилось пустяком.
– И мой тебе совет, помалкивай, что у тебя папа мент, – всхлипнула Катька. – Иначе, даже оттраханную не отпустят... живой.
Маринка опустилась на край кровати, зажала руки между колен. Трясло.
– Лучше не сопротивляться, Марин, серьёзно. Может, даже подыграть. Мерзко, конечно, но... Так лучше, поверь.
– Махонина, ты больная?! Тебе надо – ты и подыгрывай, а я не собираюсь! Я тут вообще ни при чём!
Снова заметалась по комнате, и в этот момент в двери повернулся ключ.
– На выход, – кивнул Катьке какой-то мужик, и когда она, сжавшись, пошла мимо него, пихнул в спину: – Живее!
И Катьку вдруг сорвало. Закричала, упираясь, отбиваясь, упрашивая не трогать... Но
Маринка вскочила. То, что сейчас её оставили здесь не означало, что за ней не придут позже. И, как, это ни ужасно, а хорошо бы, если бы Катька смогла взять себя в руки и сделать вид, что они на всё согласны. Возможно, это усыпило бы их бдительность. Хотя бы на время.
Суетливо осмотрела оконную раму: какие-то шпингалеты работали, другие, залитые краской, нужно было отколупывать. Пожалела, что, приехав в институт, расплела волосы, вынув все до единой шпильки. Машинально полезла по карманам, наткнулась на кулон.
Кое-как расковыряла шпингалет первой рамы, осторожно, боясь привлечь внимание шумом, открыла. Со второй рамой возилась дольше – там не только замки, но и сами рамы оказались «прикрашены» друг к другу.
Но, набив мозоли и загнав под ногти чёртову уйму обломков старой краски и заноз, дёрнула раму. Не получилось. Надо было дёргать сильнее, но было страшно, что услышат раньше времени...
Оставила пока окно. Закрыла раму, принялась за кровать: сдёрнула простынь, замерла, соображая. Третий этаж. Одной простыни явно мало. Сняла с одеяла пододеяльник, аккуратно заправила постель покрывалом – как было.
Это в книжках и в кино всё легко и понятно, а на деле... Чуть зубы не пообломала, прогрызая дырку в крепком шве пододеяльника. И, наконец, дёрнула, разрывая его на два полотна.
Как ей было страшно! То и дело мерещились шаги за дверью, с улицы то и дело доносился шум железной дороги и собачий лай, и оставалось только мечтать, что это обычные шавки, а не дрессированные на ловлю людей сторожевые псы. Но страх придавал сил и решимости. Думать о том, что будет дальше, после того, как свяжет все тряпки между собой, даже не начинала. Может ничего не будет – вот сейчас за ней придут, и всё, всё это «рукоделие» уже не пригодится.
От этого накатывало отчаяние. Но всё равно нужно было хоть что-то делать – просто, чтобы не сойти с ума!
Сколько прошло времени? Чёрт его знает. Но замок в двери всё-таки щёлкнул, и Маринка, суетливо пихнув под кровать все свои самодельные канаты, зажала в кулаке кулон... Сердце колотилось, как безумное. Пусть только попробуют её тронуть... Только попробуют...
– Пошли, – встал на пороге мужик.
– Куда? – сжалась Маринка, лихорадочно прикидывая, сможет ли его одолеть. Нет, конечно. Смешно даже думать. От отчаяния ослабели колени, захотелось рыдать и, заламывая руки, звать папу...
– Под муда, – ухмыльнулся мужик. – Ну? Тебя вынести, что ли?
Маринка ещё сильнее сжалась и не шелохнулась. Тогда он просто шагнул вперёд и, больно сжав пальцы на загривке, толкнул её вперёд.
Шла по коридору, озираясь, соображая, выискивая любую возможность сбежать... Но всё равно оказалась в комнате пропахшей влажным сырым деревом. Большую её часть занимала кровать под балдахином. В кресле у окна, закинув ноги на столик, сидел этот. Рамза. Прямо возле подошвы его ботинок тянулись три аккуратные белые дорожки. Маринка замерла. Это всё просто не могло происходить с ней...