Как день и ночь

Макколи Барбара

Каждый присутствующий мужчина невольно распрямил плечи. Каждая женщина затаила дыхание. Сэм просто не мог дышать.

Чужая. В этом нет сомнения. Сэм хозяйничал на ранчо на окраине Кэктес-Флэт всю свою жизнь. Он знал всех, кто жил здесь. Блондинка явно не из этих мест. Она городская. И не просто городская, а столичная.

Какой черт принес ее сюда на похороны Диггера Джонса?

–  Боже милостивый, - выдохнула Джессика.

Сэму на ум пришли другие слова. Классная. Уверенная. Шикарная. Неуязвимая.

Блондинка подошла к последней

скамье и села.

Сэм мог бы поклясться, что видит кружева у нее под жакетом. Черные кружева на молочно-белой коже. Интересно, у нее черные колготки или только чулки?

Джейк толкнул его локтем.

–  Ммм?
– Сэм будто проснулся. Джейк кивком показал на кафедру. Очевидно, преподобный Уинслоу уже представил Сэма и теперь неодобрительно покачивал головой.

Проклятие!

Кровь бросилась Сэму в голову. Он встал, одернул пиджак и шагнул к кафедре.

Джозеф Александр Кортленд III с самого юного возраста внушал единственной дочери, как важно держать в узде собственные чувства. И сейчас Фейт была особенно благодарна отцу.

Она видела, как повернулись головы, когда она вошла в маленькую церковь, и почувствовала любопытство и настороженность. Похоже, здесь не доверяют чужим.

Священник в развевавшейся черной мантии, с жидкими русыми волосами и в круглых очках в проволочной оправе, торжественным голосом приветствовал каждого. Затем он посмотрел на нее и представился, назвавшись преподобным Уинслоу. Все собравшиеся в церкви, конечно, знали преподобного, и Фейт чуть ли не с ужасом поняла, что он обращается именно к ней. Подавив паническое желание куда-нибудь спрятаться, она с достоинством выдержала его взгляд.

Преподобный процитировал несколько утешительных псалмов, кратко сказал о трагической потере Фрэнсиса Илайджа Монтгомери, больше известного в городе Кэктес-Флэт как Диггер Джонс, и вызвал одного из друзей Диггера для произнесения прощальных слов.

Сэм Маккентс. Фейт замерла, услышав эту фамилию.

С передней скамьи поднялся мужчина. Ради встречи с ним она и приехала сюда.

Фейт ожидала увидеть пожилого человека. Диггеру было семьдесят два. Естественно было думать, что он назначит душеприказчиком друга, ровесника. Но вышедшему к кафедре не больше тридцати пяти.

Высокий, по меньшей мере 185 сантиметров. Густые волнистые волосы касались воротника белой рубашки и выглядели почти такими же черными, как сшитый у хорошего портного костюм. Пиджак, с интересом отметила Фейт, словно лайковая перчатка, обтягивал широкие плечи…

Фейт нахмурилась: при чем здесь костюм Сэма Маккентса? Она приехала сюда по делу. Чем скорее она его закончит, тем скорее вернется в Бостон. На этом и надо сфокусировать усилия! Но когда мужчина обернулся и посмотрел прямо на нее, фокус дрогнул и расплылся.

Лицо под стать фигуре: темные блестящие глаза, мужественные черты. И подбородок, за который рекламные агентства не пожалели бы больших денег. Только когда он отвел взгляд, Фейт смогла перевести дух.

–

 Диггер Джонс, - начал мужчина низким, звучным голосом, - был на редкость брюзгливым, раздражительным, несговорчивым и упрямым человеком.

Она едва не ахнула. Как можно говорить подобное о человеке, трагически ушедшем из жизни? Фейт в смятении оглядела собравшихся в церкви. Все согласно кивали.

–  И никто… - продолжал Сэм, - никто не любил его больше, чем я.

Теперь все улыбались. Некоторые дамы промокали глаза. Фейт с облегчением откинулась на спинку скамьи. Любое недовольство Диггером со стороны мистера Маккентса или горожан усложнило бы ее задачу.

–  Многие из вас, - Сэм сделал шаг к гробу, - наверно, думают то же, что и я. В любую минуту крышка гроба может открыться, вылезет разъяренный Диггер и начнет кричать. Мол, он хотел бы знать, что значит вся эта кутерьма? И какого черта Матильда во время ленча не отбивает бифштексы и не жарит картошку?

В церкви раздались смешки. На второй скамье платиновая блондинка с пышной прической звучно высморкалась. Матильда, решила Фейт.

–  Но мы все знаем, - продолжал Сэм, - гроб пустой. Диггер все еще в горах. В каньонах, которые он любил и в которых безвылазно работал. Некоторые, может быть, думают, что это глупость, даже безумие - провести всю жизнь, охотясь за серебром в копях. Но я восхищался им. Его упорством. Его настойчивостью. Его мечтой. Его яблочным пирогом.

Когда Сэм поднял глаза к небу, раздался смех. Фейт крепче сжала губы. Всего полгода назад она присутствовала на похоронах своего отца. На них, конечно, не было смеха. Служба по Джозефу Александру Кортленду III прошла торжественно, поминки после нее - тихо и сдержанно.

–  Меня, десятилетнего мальчишку, Диггер взял в горы искать серебро, - между тем говорил Сэм.
– Я думал, что вернусь домой богатым, с карманами, набитыми самородками.
– Он сделал паузу и улыбнулся гробу.
– Я вернулся с горевшими ягодицами после четырех дней в седле. На руках у меня было больше волдырей, чем у Пита Джонсона зубов.

Сидевшие на скамьях снова засмеялись. Поднялся похожий на жердь человек, явно в маленьком для него костюме, сдвинул на затылок ковбойскую шляпу и одарил всех улыбкой. Лицо его стало похоже на мордочку сурка.

–  Но разочарование превратило мальчика в мужчину, - понизив голос, продолжал Сэм.
– Я привез с собой гораздо больше, чем богатства, которые можно купить. Диггер научил меня упорству. Он научил меня никогда не бросать то, что я ценю выше всего, чего бы это ни стоило.
– Сэм коснулся гроба ласковым жестом прощания.
– До свидания, Диггер Джонс. Может, ты так и не нашел свое сокровище, но ты был самым богатым человеком, которого я имел удовольствие и честь знать.

Снова зазвучал орган. Сэм прошел к своей скамье. Фейт удивленно моргала, чтобы прогнать навернувшиеся слезы. Что это с ней происходит? У нее нет причины плакать. Просто она устала с дороги.