Как добиться желанной любви
Шрифт:
Некоторые люди особенно непоколебимы в своих оценках. У меня был один клиент по имени Джин. Это был директор преуспевающей корпорации, человек с незаурядными способностями, привыкший блистать своим интеллектом. Жена, мягкая и добросердечная женщина, которую звали Джуди, стала его тенью. На сеансах она садилась немного сзади него и, склонив плечи, сидела, как дисциплинированная школьница на уроке.
На первых сеансах курса терапии моей целью было расшевелить Джуди, чтобы она набралась смелости выражать свою независимую точку зрения в присутствии своего выдающегося мужа (на языке психологов это называется «создание терапевтического
Мне бесполезно было бы убеждать этого моего клиента в узости его воззрений; он в очередной раз перевел бы беседу в полемику, а в этом ему равных не было. Однако на восьмом сеансе курса терапии их брака я предпринял нестандартный ход. В тот день сеанс начался с того, что Джуди рассказала о недавней встрече Джина со своим отцом. Джуди, Джин и его отец обедали в кафе, и во время разговора отец сказал Джину что–то, что задело его самолюбие. Джуди считает, что отец просто высказал незлобное критическое замечание, однако Джин воспринял это как явную попытку обидеть его. «Ты был не прав, — говорила Джуди. — Как тебе такое могло прийти в голову?»
Я прервал их диалог, сказав, что им надо немного отдохнуть, и предложил минут десять послушать музыку. Я включил сонату для виолончели Франка и попросил их запомнить образы, которые эта музыка вызовет в их воображении. Они были несколько удивлены моей просьбой, и я даже заметил, что Джуди начала нетерпеливо ерзать в кресле: «Какая еще музыка — и без нее много всяких проблем». Но Джин был заинтригован моим необычным предложением и поэтому охотно принял его.
Мы прослушали две части сонаты, и я, мучаясь сомнениями, робко спросил, каковы их впечатления о прослушанной музыке.
Первым заговорил Джин. «Какая чудесная пьеса, — сказал он. — Такая лиричная. Особенно мне понравилась партия виолончели в первой части». Он напел несколько тактов из полюбившейся темы, и я был поражен его способностью схватывать мотив и воспринимать его без фальши. Помимо остальных своих выдающихся качеств, он, оказывается, владел еще и хорошим музыкальным слухом. «Мелодия просто восхитительная, — продолжал он. — Мне почему–то вспомнился океан. Чем–то эта соната похожа на музыку Дебюсси. У Франка, может быть, меньше изысканности, но его музыка необыкновенно поэтична, чувствуется французская кровь».
Я повернулся к Джуди и поинтересовался ее мнением.
— Как это ни странно, но я восприняла эту музыку совсем по–другому, — начала она говорить очень тихо, так, что мне пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать. Она вжалась в кресло и явно не хотела слишком умничать. Разве ее слова могли быть значимы после столь подробного комментария ее авторитетного мужа?
— Джуди, скажите все–таки, что вы представляли себе, слушая эту музыку? — настаивал я. — Мне не менее важно узнать ваше мнение.
— Ну, мне показалось, что–то неистовое было в этой музыке, особенно в партии фортепьяно.
— Дорогая, ну как же можно так драматизировать эту музыку? — вмешался Джин, выражаясь, как всегда, наставительным тоном. — Я, когда слушал, чуть не заснул — такая во всем плавность. Тебе просто надо было слушать повнимательнее, и ты бы восприняла все, как я. Это же одна из самых лиричных в истории музыки пьес. Разве не так, доктор Хендрикс?» (Он, как и многие другие люди, всегда изо всех сил старался склонить терапевта на свою сторону.)
— Да, Джин, согласен с вами, — поддержал его я. — Музыка очень нежная, в некоторых местах очень плавная. — Затем, обращаясь к Джуди, я добавил: — Но и вы правы, Джуди. Там действительно были фрагменты, когда чувствовались ярость и драматизм. Я считаю, что вы оба по–своему правы.
Я заметил, что Джин стал нервно постукивать по столу костяшками пальцев.
— У меня есть идея, — сказал я. — Давайте послушаем музыку еще раз, и пусть каждый из вас постарается найти в ней то, что в предыдущий раз нашел другой. Вы, Джин, попробуйте уловить драматизм, а вы, Джуди, — что–то мягкое, лиричное.
Я перемотал пленку, и мы прослушали сонату еще раз. Затем мы вновь обменялись мнениями и выяснилось, что на этот раз они уловили то, что ускользнуло от них вначале. Джин сделал интересное наблюдение. Он сказал, что когда слушал музыку впервые, то целиком был поглощен звуками виолончели. Когда же в следующий раз он стал прислушиваться к партии фортепьяно, то понял, почему их мнения с Джуди так расходились.
— В этой музыке действительно много напряжения, — согласился он. — Особенно в тех фортепианных арпеджио в начале второй части. Там был такой замечательный пассаж, который я совершенно пропустил вначале. Я в тот раз был сосредоточен на виолончели. Теперь я понимаю, что можно на эту музыку взглянуть и по–другому.
Джуди после второго прослушивания была готова разделить первое впечатление Джина.
— Там были такие нежные, спокойные мотивы. — сказала она. — Вообще вся первая часть звучит очень мягко.
Так, слушая музыку, они узнали, что их мнения одинаково верны и значимы. Соната на самом деле глубже и богаче, чем им показалось с первого раза. Она сложна и многолика.
— Интересно, что бы сказали сами исполнители, если бы мы спросили и их мнение, — говорил Джин. — А если спросить мнение музыковеда? Наверно, каждый бы смог внести в описание этой музыки что–нибудь свое, и, возможно, открылись бы новые глубины этого замечательного музыкального произведения.
Я получил истинное удовольствие от этой дискуссии, ведь мой «секретный ход» сработал.
— Именно этого я и хотел добиться, — сказал я Джину. — В этом и была цель упражнения. Если каждый из вас способен и на все остальное в жизни взглянуть так же широко, вы сможете понять две вещи: первое — каждый из вас всегда по–своему прав; второе — жизнь гораздо богаче и сложнее, чем вы можете себе представить. Не прилагая усилий, вы получите только общие представления о мире, поэтому, чтобы познать истину, надо постигать ее постепенно. Но одно несомненно. Если вы уважаете мнение друг друга и пользуетесь им для расширения своего понимания сути проблемы, вы всегда будете иметь более ясное представление о действительности.