Как две капли воды
Шрифт:
– Мона, сегодня не нужно десерта. Посмотри, пожалуйста, за Мэнди. Мы будем заняты некоторое время.
Дороти-Рей потянулась за бокалом с вином. Джек взял его у нее из рук и поставил обратно на стол. Он подхватил ее под локоть, поднял со стула и потащил в холл. Фэнси шла за ними. Внутри у нее все кипело от любопытства.
Когда они дошли до арочного проема, Джек сказал дочери:
– Ты в это не лезь.
– Ну вот еще. В первый раз у нас случилось что-то интересное, – сказала
– Это тебя не касается, Фэнси.
– Я тоже член семьи. Дед вот только что сказал. Кроме того, я работаю на избирательную кампанию. Я имею право участвовать в семейном совете. Больше, чем она. – И Фэнси указала на мать.
Джек порылся в карманах брюк, вытащил чек на 50 долларов и вложил его в руку Фэнси:
– Найди какое-нибудь другое занятие.
– Сукин сын, – проворчала она, уходя.
Тейт был бледен от ярости. Он медленно и аккуратно сложил салфетку, положил ее возле тарелки:
– Кэрол?
Эйвери подняла голову. Она готова была отрицать все, но ярость в его глазах остановила ее. Он твердой рукой вывел ее из столовой и провел через холл в большую гостиную.
Стояли сумерки. Из окон гостиной было видно небо на западе, расцвеченное красками заката, панорама захватывала дух. Как часто Эйвери восхищалась этим вечерним пейзажем, однако сейчас бескрайний горизонт давал ей ощущение незащищенности и одиночества.
Все до одного посмотрели на нее враждебно, когда она вошла в комнату. Особенно ожесточенными были лица двоих мужчин из фирмы по связям с общественностью.
Дерк был высокий, худой и мрачный. Он напоминал героя гангстерского фильма. Казалось, его лицо треснет, если он улыбнется.
Ральф был полной противоположностью Деркy – полный, кругленький и веселый. Он все время шутил, более ко всеобщему раздражению, чем к веселью. Когда он нервничал, то позвякивал мелочью в кармане. Сейчас монеты в его кармане гремели, как бубенцы на санях.
Эти люди не называли своих фамилий. Она полагала, что это особый прием для установления дружеских контактов с клиентами. Что касается ее, то это не сработало.
Нельсон взял на себя роль ведущего:
– Эдди, поясни, пожалуйста, то, о чем ты только что сказал в столовой.
Эдди сразу перешел к делу:
– Ты делала аборт?
Она открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Тейт ответил за нее:
– Да.
Зи вздрогнула, будто ее изящное тело пронзила стрела. Нельсон нахмурился. Брови его сомкнулись. Джек и Дороти-Рей уставились на Эйвери в недоумении.
– Ты знал об этом? – спросил Эдди у Тейта.
– Да.
– И ты никому не сказал?
– Это касается только нас. – Тейт зло огрызнулся.
– Когда это было? – спросил Нельсон. – Недавно?
– Нет,
– Великолепно, – пробормотал Эдди. – Лучше не придумаешь. Черт вас побери!
– Как вы выражаетесь в присутствии моей жены, мистер Пэскел! – зарычал Нельсон.
– Извини, Нельсон, – выкрикнул тот, – но понимаешь ли ты, как это отразится на кампании Ратледжа, если это выйдет наружу?
– Понимаю. Но мы должны следить за собой. Что толку злобствовать сейчас. – Когда все успокоились, он произнес: – Как ты узнал об этом… аборте?
– Медсестра позвонила в штаб, чтобы поговорить с Тейтом, – рассказал Эдди. – Он уже ушел, и я взял трубку. Она сообщила, что Кэрол обратилась к ним с шестинедельной беременностью и просила сделать аборт.
Эйвери опустилась на валик дивана и сложила перед собой руки.
– Мы должны обсудить это при них? – Она кивнула на парочку из фирмы по связям с общественностью.
– Пусть уйдут. – Тейт кивнул на дверь.
– Минутку, – возразил Эдди. – Им нужно знать все, что происходит.
– Но не о нашей личной жизни.
– Обо всем, Тейт, – сказал Дерк, – вплоть до дезодоранта, которым ты пользуешься. И никаких сюрпризов. Особенно неприятных. Мы вам об этом сказали с самого начала.
Тейт готов был взорваться:
– Чем угрожала сестра?
– Что расскажет прессе.
– Или?
– Или мы заплатим ей.
– Шантаж, – сказал Ральф, позванивая мелочью уже на другой мотив. – Не очень оригинально.
– Но эффективно, – сказал Эдди резко. – Мое внимание это привлекло. Ты понимаешь, что, возможно, все погубила? – набросился он на Эйвери.
Эйвери, пойманной в ловушку собственным обманом, приходилось терпеть их обвинения. Другого выхода у нее не было. Ее не заботило, что думают о ней другие. Но при мысли о чувствах Тейта, считавшего себя обманутым, ей хотелось умереть.
Эдди прошел к стойке со спиртным и налил себе виски без содовой:
– Пожалуйста, ваши предложения.
– А что доктор?
– Сестра там больше не работает.
– Ага! – Ральф перестал звенеть монетами. – Почему?
– Я не знаю.
– Выясните.
Последняя реплика принадлежала Эйвери. Она встала. Она видела лишь один способ хоть как-то оправдать себя в глазах Тейта – это помочь ему выпутаться из тяжелой ситуации.
– Выясни, Эдди, почему она больше у него не работает. Может быть, он выгнал ее за профнепригодность.
– Он? Но доктор – женщина. Боже, ты даже этого не помнишь?
– Ты хочешь помочь или нет? – накинулась на него Эйвери, пытаясь как-то замять свою ошибку. – Если сестру уволили, то она не может выступать в качестве надежного свидетеля.