Как это было: Объединение Германии

Горбачев Михаил Сергеевич

В этой своей последней поездке в ГДР я искренне поздравил друзей с их достижениями, но большую часть своего выступления на торжественном заседании посвятил переменам, происходящим в СССР и во всем мире. О нашей перестройке, об ее уроках говорил с нажимом. Ссылаясь на свой опыт, решил сказать прямо: тот, кто отстает в политике, — проигрывает. Об этом же снова говорил в беседе с Э. Хонеккером, на закрытой встрече со всем руководством СЕПГ. Меня поняли все, кроме Хонеккера, который к тому времени утратил чувство реальности.

В Берлине я, что называется, кожей

ощутил напряженность, недовольство режимом, особенно когда стоял на праздничной трибуне и мимо шли тысячи берлинцев и приехавших в столицу из других городов. Я был поражен энтузиазмом, демонстрацией солидарности с перестройкой и одновременно явным пренебрежением к Хонеккеру, с которым я стоял рядом. Премьер Польши Раковский, знающий немецкий язык, переводил мне надписи на транспарантах, которые несли демонстранты, и подытожил: «Вы понимаете, что происходит? Это конец, Михаил Сергеевич!» Действительно так!

Поэтому, когда еще и сегодня пишут и говорят, будто падение Берлинской стены для меня, для советского руководства было неожиданностью, будто в Москве оно вызвало чуть ли не шок, это неправда: мы были готовы к такому развитию событий.

В октябре города ГДР превратились в бушующее море многотысячных демонстраций. Одна за другой возникали новые общественные организации. Правящая партия, СЕПГ, расползалась на глазах. Массовые политические требования ужесточались с каждым днем — от свободы выезда, свободы слова, наказания представителей власти, роспуска ее органов — до безотлагательного воссоединения Германии.

Каковы были мои действия в этой обстановке?

11 октября я разговаривал по телефону с канцлером ФРГ. Приведу некоторые места из записи этого разговора.

Г. Коль: Прежде всего мне хотелось бы со всей ясностью подтвердить, что все, о чем мы договорились в ходе Вашего пребывания в Бонне летом этого года, сохраняет свою силу в полном объеме. Как канцлер ФРГ, еще раз совершенно четко заверяю Вас в этом.

М. Горбачев: Принимаю к сведению сказанное Вами, г-н федеральный канцлер. Для меня и для всего советского руководства очень важны Ваши заверения в неизменности отношения к нашему совместно намеченному курсу, к тому, о чем мы договаривались в ходе встреч в Бонне на высшем уровне. Сказанное Вами соответствует и нашему настрою. Мы тоже за то, чтобы в полном объеме выполнять все, о чем было условлено.

Г. Коль: …Хотел бы заверить Вас, что ФРГ ни в коей мере не заинтересована в дестабилизации ГДР, не желает ей плохого. Мы надеемся, что развитие событий там не выйдет из-под контроля, что эмоции последнего времени улягутся.

Единственное, чего нам хочется, — это чтобы ГДР присоединилась к вашему курсу прогрессивных реформ и преобразований. События последнего времени подтверждают, что ГДР уже созрела для этого. Что касается ее населения, то мы за то, чтобы жители ГДР оставались у себя дома. Мы не собираемся их будоражить, склонять к каким-то действиям, за которые нас потом стали бы упрекать.

М. Горбачев: Очень важно слышать такие высказывания

из уст федерального канцлера ФРГ. Надеюсь, что эти слова не будут расходиться с делами.

Г. Коль: Можете в этом не сомневаться.

…Я всегда в Вашем распоряжении. Нам надо почаще общаться по телефону, следить за тем, чтобы интервалы между разговорами не были очень длительными.

М. Горбачев: Я тоже за это. Нам надо поскорее ввести в действие линию специальной связи между Москвой и Бонном.

Г. Коль: Я прослежу за тем, как этот вопрос решается у нас…

18 октября был отстранен Хонеккер. 9 ноября в атмосфере невиданного энтузиазма пала Берлинская стена. Когда ранним утром от советского посла мне стало известно, что власти ГДР открыли все пропускные пункты и не стали чинить препятствия для прохода, я сказал, что они поступили правильно.

С Кренцом, который заменил Хонеккера, я встречался за неделю до падения Стены. Мы исходили тогда еще из того, что вопрос объединения Германии «не стоит в повестке дня», так и было сказано. Мы вели переговоры о продолжении и интенсификации отношений между нашими двумя государствами, рассчитывая на серьезные внутренние демократические преобразования в ГДР.

Но история, «сорвавшись с заклепок», несла нас в своем стремительном потоке. Судьба ГДР и объединения Германии решалась уже волей миллионов, прежде всего восточных немцев, которые объединились в порыве подлинно демократического, общенародного движения.

Новые руководители республики во главе с Модровом, который 13 ноября стал председателем правительства, пытались оказывать сдерживающее влияние на развернувшиеся процессы. В своем правительственном заявлении он назвал «нереальными и опасными рассуждения насчет воссоединения».

11 ноября 1989 года у меня состоялся новый телефонный разговор с Колем.

— Всякие перемены, — говорил я, — это определенного рода нестабильность. Поэтому, когда я говорю о сохранении стабильности, имею в виду, чтобы мы со всех сторон делали продуманные шаги по отношению друг к другу.

…Мне думается, в настоящее время происходит исторический поворот к другим отношениям, к другому миру. И нам не следовало бы неуклюжими действиями допустить нанесения вреда такому повороту. Форсирование событий подтолкнет развитие к непредсказуемому ходу, к хаосу. …Я надеюсь, Вы используете Ваш авторитет, политический вес и влияние для того, чтобы и других удерживать в рамках, адекватных времени и его требованиям.

Г. Коль: Г-н Генеральный секретарь, только что завершилось заседание правительства ФРГ. Если бы Вы на нем присутствовали, Вы бы, возможно, удивились, как совпадают наши оценки. Этот исторический час требует соответствующей реакции, исторических решений. В немецком языке есть очень важное понятие «глазомер». Оно означает и чувство меры, и способность при планировании действий учитывать их возможные последствия, и чувство личной ответственности. Хотел бы заверить Вас, что я особенно остро осознаю свою ответственность.