Как Гитлер украл розового кролика

Керр Джудит

— Давайте скажем консьержке! — не удержался Макс. — Пусть знает, что мы уезжаем.

— Нет, подождите! — засуетилась мама. — Если мы уезжаем в Лондон, надо сообщить об этом в ваши школы. И нужно узнать, в каком отеле мы сможем остановиться. И там гораздо холоднее, чем здесь, — вам понадобятся теплые вещи.

Вдруг оказалось, что нужно продумать тысячу разных деталей.

Но папа, который был виновником всей этой суеты, не участвовал в разговорах. Мама и дети болтали и строили планы, а он тихо сидел и, казалось, не слышал ни единого слова. Он держал в руке часы

дяди Юлиуса и осторожно поглаживал их одним пальцем.

Глава двадцать четвертая

Было, конечно, странно опять переезжать в другую страну.

— Только мы научились нормально говорить по-французски! — заметил Макс.

Попрощаться с мадам Сократ не удалось: были каникулы. Анна оставила для нее записку в школе. Зато они вместе с мамой сходили повидаться в последний раз с двоюродной бабушкой Сарой. Она была очень рада узнать, что папин сценарий имел успех, и пожелала всем счастливой жизни в Англии.

— Наконец-то хоть кто-то заплатил этому замечательному человеку нормальные деньги, — воскликнула бабушка Сара. — Давно пора!

Фернаны вернулись с моря как раз вовремя, чтобы провести с папой, мамой, Анной и Максом прощальный вечер. Папа пригласил всех в кафе на праздничный ужин, и все пообещали друг другу, что скоро опять увидятся.

— Мы будем часто приезжать во Францию, — сказал папа. На нем был новый пиджак, а усталое выражение исчезло с его лица.

— А вы должны будете навестить нас в Лондоне, — сказала мама мадам Фернан.

Сборы продолжались недолго. Казалось, что с каждым новым переездом вещей, которые требуется упаковать, становится все меньше: многое пришло в негодность и отправилось в помойку. И вот одним серым утром, меньше чем через две недели после того, как из Англии пришло письмо, все было готово к отъезду.

В ожидании такси, которое должно было отвезти их на вокзал, мама и Анна в последний раз стояли в крошечной гостиной. Без маленьких привычных вещичек для ежедневного пользования комната казалась голой и убогой.

— Не понимаю, как мы прожили тут два года, — сказала мама.

Анна погладила красную клеенку, которой был покрыт стол:

— А мне нравилось…

Приехало такси. Папа и Макс загрузили багаж в лифт, и папа закрыл дверь квартиры.

Когда поезд отходил от станции, Анна и папа высунулись из окна и смотрели на медленно уплывающий вдаль Париж.

— Мы вернемся, — заверил папа.

— Знаю, — ответила Анна.

Она вспомнила, как они приезжали из Франции в «Гастхоф Цвирн» на каникулы, и добавила:

— Но это будет уже совсем по-другому. Мы будем здесь чужими. Как ты думаешь, мы станем где-нибудь своими?

— Не думаю, — ответил папа. — По крайней мере мы уже не сможем чувствовать себя как люди, которые родились и всю жизнь прожили на одном месте. Но мы будем связаны чем-то со множеством разных мест, в которых нам пришлось жить. И в этом тоже что-то есть. Что-то хорошее.

Штормить

в этом году начало рано. И когда в середине дня поезд подъехал к Дьепу, небо было серым, а море — бурным и темным. Несмотря на папино «финансовое благополучие», решили воспользоваться дешевой медленной переправой из Дьепа в Ньюхейвен.

— Неизвестно, на сколько нам придется растянуть эти деньги, — говорила мама.

Как только паром вышел из Дьепа, началась качка, и воодушевление Анны по поводу первого морского путешествия быстро испарилось. Ее лицо и лица Макса и мамы становились все бледнее и зеленее, и им пришлось спуститься на нижнюю палубу и лечь. Только папа оказался нечувствительным к качке. Из-за непогоды переправа заняла шесть часов вместо четырех, и за это время Анне стало все равно, как выглядит Англия, — только бы они скорее до нее добрались. А когда они наконец причалили, уже стемнело и ничего не было видно. Паромный поезд давно ушел, и добрый, но говорящий на непонятном языке носильщик помог им сесть на другой, медленный поезд до Лондона.

Поезд как-то нерешительно тронулся, и в окно тут же застучали капли дождя.

— Английская погода, — заметил папа, счастливо избежавший морской болезни.

Анна свернулась калачиком в углу купе, глядя, как за окном проносится незнакомый пейзаж. Невозможно было ничего разглядеть. Устав от этих бесплодных усилий, она украдкой взглянула на двух англичан, сидевших напротив нее. На полке над их головами лежали две черные шляпы, напоминающие дыни. Ничего подобного Анна до сих пор не видела. Англичане сидели невероятно прямо и читали газеты. Несмотря на то что они вошли в поезд вместе, друг с другом они не разговаривали. Наверное, англичане — очень тихие люди.

Поезд замедлил ход и в очередной раз остановился на маленькой плохо освещенной станции.

— Где мы? — спросила мама.

Анна попыталась прочитать слово на освещенной вывеске:

— Боврил.

— Не может быть, — усомнился Макс. — В прошлый раз мы тоже останавливались на станции Боврил.

Мама, еще бледная после переправы, пришла в себя.

— Это реклама, — объяснила она. — Боврил — это такая английская еда. Кажется, ее едят с тушеными овощами.

Поезд все так же медленно тащился сквозь темноту, и Анна задремала. Все происходящее было странно знакомым: усталость, стук колес, капли дождя, барабанящие по стеклу… Все уже когда-то было. Так и не вспомнив, когда именно, Анна уснула.

Через какое-то время она пробудилась, поезд ехал быстрее, и за окном замелькали огни. Анна увидела мокрые дороги, уличные фонари и однотипные маленькие домики.

— Мы прибываем в Лондон, — сказала мама.

Дороги стали широкими, дома — высокими и более разнообразными. Внезапно стук колес изменился: поезд ехал по мосту через большую реку.

— Темза! — закричал папа.

Мост с обеих сторон освещался огнями, и Анна видела машины и красный автобус, ползущий внизу под ними. Потом река осталась позади. Поезд въехал в закрытое помещение, и появилась сверкающая станция с платформой, носильщики и толпы людей.