Как исправить прошлое
Шрифт:
– Ах ты, негодяй! – выпалила Тина. – Мерзавец! Скользкий тип!
– Поаккуратней, – предостерег он. – Не обижай мистера Щедрого Парня! Разве не твой долг заботиться о будущем молодого поколения? Дети будут поражены, узнав, что ты лишила их целого молодежного центра. Твое имя будет замарано, разве нет?
Тина зажмурилась, чтобы не заплакать. Он здесь останется! Он превратит их жизни – деда, Адрианы и ее собственную – в ад!
– Будь ты проклят!
Соскользнув со стола, на который было уселся, Джованни наклонился вперед, и Тина обнаружила, что вместе
Отчетливо сознавая, что оказалась в его полной власти, Тина глянула в грозное, мрачное лицо и подумала, не позвать ли на помощь.
– Даже не пытайся, – сквозь зубы процедил он. – Послушай сначала, что будет, если ты хоть в чем-то будешь мне противостоять. Или ты поступаешь, как я велю, или – если я только обнаружу, что ты ставишь мне палки в колеса в застройке поместья Олденов, – я тут же продам его своему конкуренту, и дед твой так и так разорится. Это мой способ правосудия. Моя незначительная потеря обернется крахом для вас – тебя и твоего деда. И это будет мой первый удар.
Ее дед разорится! Она заскрипела зубами.
– Так... А второй? – каким-то чудом удалось спокойно выговорить Тине. Примерно так же она реагировала, когда Глен Бертелли угрожал ей ножом, если она не перестанет вмешиваться в жизнь его брата Этана.
Что-то похожее на восхищение мелькнуло в глазах Джованни.
– Второй рассчитан на записных сплетниц Этернити. Можно порассказать кое-что о нашем с тобой прошлом. В свое время слухов ходило немало, а у людей долгая память...
– Ты не сделаешь этого! – вспыхнула Тина. Слухи ходили и после процесса, когда все жадно обсуждали страстную натуру Джованни, приукрашивая правду сплетнями. Она поежилась, вспомнив, как шушукались собиравшиеся вокруг Бет группки, обсуждая ее, Тины, предполагаемые свидания с Джованни Ковальски в школьном душе, совместные купания голышом при луне и... И побагровела, видя, как влажно приоткрыт рот Джованни, как хищно сверкают белизной его зубы, словно он думает о том же, о чем и она. – И слухи эти были – Вранье!
– И исходили они от Бет, – спокойно сказал он. – Она еще та лгунья, я надеюсь, у тебя будет случай это узнать. И еще я очень надеюсь, что самые пикантные из историй не выберутся наружу. Тебе с твоей работой это было бы ох как некстати!
– Ты же знаешь, мы не делали ничего такого! Конечно, мы были молоды, страсти кипели, но... – Она замолчала. Слишком много видений роилось перед глазами. И Джованни лениво блеснул глазами, словно припоминая все то же. Силу их чувства, властность влечения, шутки, которые обоим казались смешными. Тина тихонько застонала. От стыда.
– Так. Значит, тебе хотелось бы все забыть, – тускло сказал Джованни.
– Да! – яростно выкрикнула она. – Это был эпизод, повторить который я бы ни за что не хотела! У каждого есть что-то, чего он мог бы стыдиться. Например... – она закусила губу, – когда…
– Мы
Да! – хотелось повторить ей, но она лишь сглотнула горько-сладкий комок, постаралась дышать спокойней и выговорила:
– Когда тебя поощряет к экспериментам сексуальный атлет с моралью хорька!
– Пожалуй, – тихонько рассмеялся Джованни, – мне тоже надо будет многое забыть, для душевного равновесия. Однако не сомневайся, Тина. Если что, я не стану отрицать слухи. Это было бы вопреки моим целям.
– Это было бы слишком жестоко! Я всегда думала, что ты порядочно ведешь себя с женщинами!
– Сицилийская месть сложна для понимания посторонних. И я еще не закончил.
– В таком случае посвяти меня и в третью часть твоего шантажа.
Джованни поморщился, лицо его стало жестче.
– ~ Это касается моей матери. Что бы со мной ни случилось, куда бы я ни уехал, я должен с ней видеться. Ты не можешь держать ее взаперти до конца ее дней. И я выжду подходящий момент, даже если на это уйдут годы, выкраду ее и буду жить с ней, потому что если я решил, что чего-то хочу, то это окончательно и безусловно!
– Свинья! Ты убьешь ее!.. – начала Тина.
– И это произойдет из-за тебя, – прорычал Джованни. – Потому что похищение и правда крайняя мера и в твоих силах не доводить дело до этого.
– Что дальше? – потребовала она.
– Я хочу, чтобы мать любила меня, я хочу жить здесь. Ты – ключевой элемент всех моих действий. Ты умеешь разговаривать с людьми. Ты можешь внушить им объективный взгляд на вещи. Люди тебя уважают. Ценят твои суждения. Я хочу, чтобы ты употребила свои таланты на пользу мне. Я хочу, чтобы ты сделала все, чтобы убедить сограждан, что я человек приличный, достойный и преисполненный самых добрых намерений. – Джованни выпрямился, но Тина, пригвожденная его взглядом, не шевельнулась.
– Ты хочешь чуда! – презрительно сказала она. – Если ты думаешь, что я стану лгать...
– Медленно, но верно, рано или поздно я верну уважение людей. Ты будешь способствовать этому тем, что доступно только тебе, тем более что все это соответствует моему представлению о романтической справедливости.
– Что ты имеешь в виду?
Джованни рассмеялся, тихо, пугающе – так, что пробрало до костей.
– А ты в меня влюбишься!
Тина ахнула прямо в его напряженное лицо, горько рассмеявшись про себя. Она и не переставала его любить. И сейчас любит, но скрывает это и будет скрывать – ради себя самой.
Набрав в грудь воздуху и собираясь уже выразить Джованни все свое презрение, она вдруг услышала скрип двери, увидела, как сузились его глаза – он тоже распознал звук, и вот уже нагнулся и страстно ее поцеловал. Все случилось так внезапно, что она и не трепыхнулась.
– Простите! – послышался кислый голос секретаря. Дверь захлопнулась.
Тина отпихнула Джованни, но тот и сам уже отстранился, причем с весьма удовлетворенным видом.
– Ты – паршивый предатель! – крикнула она, швырнув в него какой-то детской поделкой, попавшейся под руку.