Как исправить прошлое
Шрифт:
– Мне нужны доказательства. И ты могла бы сказать мне, где мой ребенок! – рычал он, возясь с ключом.
Тина помнила, что дверь не заперта, но промолчала, надеясь выиграть время.
– Надписи, книжки, указания – это не для ребенка, Джо!
– Где мой ребенок? – не слушая, твердил он.
– Да нет здесь никакого ребенка!
– Черт возьми, Тина! – Он бросил возиться с замком, взялся трясти ее за плечи. – Ну-ка открой! Я хочу сам все видеть! А потом ты мне скажешь, где он... или она!
– Да как ты не понимаешь? Нет у меня
– Говори! Я вытрясу из тебя душу, если не скажешь! Где мой ребенок?
– Да нет его! Нет! Перестань, Джо! Мне больно!
– Извини, – Джованни взял себя в руки. – Но не мучай меня! Я имею право знать, где он!
– О, Господи, Джо! Разве до тебя еще не дошло?..
– Что не дошло? – огрызнулся он. – Что ты прячешь от меня моего ребенка?
– В последний раз, – истерически закричала она, – в последний раз говорю тебе – нет здесь детей! Это... это твоя мать!
Он отпустил ее так внезапно, что пришлось ухватиться за перила, и, не удержавшись на ослабевших ногах, она почти села на пол.
– Моя мать? – хрипло выкрикнул он. – Мадонна, что ты такое сказала?
Тина с трудом, перехватывая руками балясину, выпрямилась.
– Там открыто.
Развернувшись на каблуках, Джованни вошел в комнату Адрианы. Огляделся, явно рассчитывая увидеть игрушки, бейсбольную биту, плакаты с поп-звездами, роликовые коньки... Ничего этого не увидел и вдруг замер, принюхиваясь. Запах лаванды! Запах, который у Тины всегда ассоциировался с Адрианой – с тех самых пор, как Ковальски приехали в Этернити и красавец Джованни перевернул всю ее жизнь.
– Теперь ты мне веришь? – безжизненно спросила она.
– На окне решетка, – еле разжимая губы, сказал он.
– Да, решетка.
Она ждала, Джованни медленно осмотрел всю комнату, кое-какие вещи – видно, признал, потому что брал их с места, разглядывал.
– Мадонна... Не может быть...
Еще как может, с невыразимой печалью думала Тина, следя, как он перебирает платья в шкафу, как прижимает к лицу легкую ткань, пахнущую лавандой.
– Мне очень жаль, Джо, – тихо сказала она.
– Я думал, – начал он, застыв посреди комнаты, – я думал, мы... – Спазм сдавил ему горло. – Господи! Так ребенка нет?
Не в силах говорить, Тина покачала головой и скользнула глазами туда, где на столике стояла фотография Сью и Майкла, которых убил Джо.
– Ребенка нет, – прошептала она, и в глазах его отразилось такое страдание, что сердце ее содрогнулось.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Джованни явно пытался взять себя в руки, хотя щеки его покраснели.
– Не понимаю!..
– Пойдем в гостиную. Я принесу кофе.
Руки ее дрожали, когда она ставила чашки на резной поднос, доставшийся Адриане от ее польской родни. Джованни с окаменевшим лицом сидел в кресле, глядя перед собой.
– Я был бы рад ребенку, – невыразительно, словно констатируя факт, сказал он. Его самообладание поражало
– Я знаю, – пробормотала она. Это было бы чудно – и в то же время чудовищно – желать ребенка от человека, погубившего ее сестру и племянника.
– Где моя мать? – спросил он, не глядя на нее.
– Путешествует с дедом. – Тина переминалась с ноги на ногу, не зная, что сказать. Конечно, у нее были наготове слова утешения на любой случай жизни. С какими бы трудностями ни являлись к ней ее подопечные, уходили они всегда с легким сердцем. Но тут она растерялась. Что скажешь человеку, на которого свалилось известие, что его мать совсем не та, что была раньше? Но он ждал объяснений, и она сделала над собой усилие. – Адриана – то есть твоя мать – чувствует себя хорошо. Она крепкая и веселая.
– Почему вы держите ее взаперти?
– Ничего подоб...
– На окнах решетки! Маме всего семьдесят! Не думаю, чтобы она разгуливала по ночам! Если, конечно, ее не держат здесь силой. Она что, пыталась сбежать?
Да, и довольно часто, подумала Тина. Разве он не понял? Ей-то самой все так очевидно! Джованни между тем сыпал вопросами:
– Что, черт возьми, вы с ней делаете? Почему она вообще здесь?
– Она сама пришла к нам два года назад. Ей было одиноко, – спокойно сказала Тина. – Ты же знаешь, они с дедушкой всегда дружили. Вот, выпей, – она добавила в обе чашки немного бренди, – полегчает. – И сама с удовольствием сделала глоток, почувствовав, что внутренняя дрожь немного утихла. – Решетки на окнах – для ее безопасности. Она может выпасть. Со стариками это бывает. – Джованни, мрачно обдумывая услышанное, провел рукой по волосам. – А потом, она бродит во сне.
– Раньше такого не было!
– Ну, это... шоковая реакция, – осторожно пояснила она.
Джованни сверкнул глазами.
– А надписи-указания? Для нее? Тина кивнула.
– Ваша родня в Палермо ничего об этом не знает.
– Конечно, поэтому я и приехал. – Было видно, что он еще не отошел от потрясения. Сначала эта морока с ребенком, потом ужасное откровение про мать. Неудивительно, что Джованни соображает хуже обычного. – Мой дядя звонил ей домой, и незнакомый женский голос ответил, что о ней ничего не известно.
– Это бабушка Джима Фальконера.
– Фальконера? – Он нахмурился.
– Дальние родственники Катерины.
– А... В общем, мы решили, что маме стыдно из-за того, что произошло, и она не отвечает на письма.
– Все письма здесь. Их пересылают сюда. – Тина подтянула скамеечку к высокому шкафу и, потянувшись, достала сверху коробку и подала ему. – Твои – тоже. Я их спрятала, чтобы Адриана не порвала. Может, когда-нибудь ей захочется прочитать их...
С каменным лицом он перебрал надписанные его каллиграфическим почерком, которому Тина всегда завидовала, конверты. Их, нераспечатанных, была целая стопка.