Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
– Алешка, ты там живой, что ли? Али спишь еще?
Иван Годинович заявился. Не иначе, князь ему поручение какое дал. Важное, должно быть, коли с утра пораньше заявился.
– Заходи уж, коли пришел, - пробормотал неприветливо.
Тот дверку распахнул, протиснулся как-то боком, - это княжий-то родственник, - к лавке подобрался, присел тихонечко, упер ладони в колени, и в пол уставился. И весь вид у него какой-то виноватый, так что подумалось Алешке, не с добром пришел. Провинился, видать, Алешка перед князем, от того и прислал Ивана, чтоб не при всех укор молвить. Только вот чем?
А Иван сидит, ровно медведь, вздыхает тяжко, молчит и зачем пришел - сказать не решается.
– Ну, чего расселся?
–
– Коли по делу пришел, так и говори, по какому. А то ишь, сидит, вздыхает... Тоже мне, девка красная... Об чем речь пойдет?
– Я... это... жениться собрался, - выдавил, наконец, кое-как Иван и снова замолчал.
– Собрался - так и женись, - Алешка ему.
– Ко мне-то чего приперся? Не на мне, чай? А коли на мне, так сватов засылай...
Совсем Ивана в домовину загнал. Тот и так не знает, что сказать, Алешкино же зубоскальство еще пуще беднягу прибило. Только и смог пробормотать:
– Не-е, не на тебе... На девке...
Смотрит на него Алешка, его и злость, и смех разбирают. Разбудил ни свет, ни заря, а сам двух слов связать не может. Куда только спесь подевалась?
– И на том спасибо. Так ко мне-то зачем приперся? Меня, что ли, в сваты зазвать хочешь? Али в дружки?
– Ну... вроде того...
– Рано тебе еще жениться.
– Это почему же?
– вскинулся Иван.
– А потому, что коли ты передо мной двух слов связать не можешь, как жену уму-разуму учить станешь? Ты взгляни на себя, со стороны-то. Ровно телок какой: ну да му...
– Ну-у-у...
– протянул на это Иван и спохватился.
– Вот ведь привязалось...
– буркнул.
– Ты, Алешка, спрашивай лучше, чего тебе надобно. А то я вроде как оробел малость... В первый раз со мной такое приключилось. Ни сказать чего не знаю, ни язык не шеволится. Так оно вернее будет...
Вздохнул Алешка, и начал спрашивать. И чем дальше спрашивается, тем больше диву дается. Больно уж все как-то нескладно выходит.
Живет это, значит, в Любече гость один, Митряем зовут. Богатый гость, дородный, терем у него - самому князю киевскому под стать. Ладьи гоняет от острова Рюгенского до самого Булгара, а то и подалее. Жемчугами торгует, камнем солнечным, мехами, ну, дегтем еще, пенькой, медом, - в общем, чем придется. Что кому надобно, то туда и везет. Гривен у него, говорят, куры не клюют. Захотел бы, из серебра себе терем сложил, вот сколько. Привирают люди, конечно, чужое богатство, оно завсегда большим кажется, а только ежели и вполовину приврали, все одно много получается.
И есть у гостя этого, как водится, дочка любимая, Авдотья по имени...
До сего ничего необычного не было. Гость богатый, да девица-дочь на выданье - эка невидаль. Нашел, чем удивить. Ан все ж таки удивил.
Оказалось, что Иван Годинович эту самую Авдотью в глаза не видывал. Он о ней только от людей слышал, ан так влюбился, что она ему пуще жизни стала. Поначалу Алешка не поверил. Коли приданое богатое дают, а там стерпится - слюбится, это вполне себе понятно. С лица воды не пить. К тому же, не раз замечено было: чем больше приданое, тем красивее девка. То есть, первый раз глянул - приснится такая, так и не проснешься, а как на приданое посмотрел, а потом второй раз глянул - так и призадумался: где ж это прежде глаза-то были, коли красоты такой не рассмотрел? Оно и наоборот бывает. То есть, поначалу вроде - красавица писаная, а как скажут, приданого за ней - таракан на веревке, тут и видно сразу становится: дурнушка, она дурнушка и есть. Конечно, это все не про Алешку говорено. Алешка как увидел Аленушку, так сразу сердцем и прикипел, даже и не зная, сколько там у Сбродовичей добра всякого отложено. Он вообще не знал, чья она сестра. Знал бы, может, по-иному все повернулось бы... Какой там, по-иному!
– тут же одернул он себя. Я, ежели жену возьму, так только по любви,
А Иван Годинович, тем временем, не видит, что Алешка его не слушает, а о своем про себя рассуждает. Мычит чего-то, бормочет невнятное, не знает, куда руки деть. Дай ему сейчас хоть что - все помнет да изломает, и даже не заметит. Вот дурень-то, даром что богатырь. Ни девки не видел, ни отца не знает, ни сватов не заслал, а туда же - жениться собрался. Правду сказать, ему проще, чем Алешке. У него князь великий в родственниках. Мало в родственниках - сам желает, чтобы Иван оженился, приневоливает. Грамотку даже отписал, Митряю, чтоб, по слову-желанию княжескому, дочь свою, по получении, не медля в жены Ивану Годиновичу отдал. Вот что значит, родная кровь. Попробуй-ка после этого гость чего сказать, мигом в поруб угодит. Хозяйство, товары, богатство - все, как корова языком... Интересно, может, он, Алешка, тоже кем-нибудь князю приходится? Как там у людей говорится: моему забору двоюродный плетень?..
Надоело, наконец, Алешке бормотанье Иваново слушать, он ему прямо в лоб и брякни:
– Это все, конечно, хорошо, только ты мне так и не ответил - ко мне зачем приперся? Грамотка от князя есть, чего тебе еще надобно? Съездить до гостя, и все дела. Кто ж слову княжескому поперек пойдет?
Замялся Иван.
– Ну... мало ли чего... А вдруг да пойдет? Любеч - город большой, богатый. Чего там, у них на уме... Не понравится, так и бока намнут... Куда мне, супротив всего города... Просил я у князя дружины (хорош богатырь!), - не дал, самому, говорит, надобна. Товарищей стал просить, - бери, говорит, кого хочешь, только они все в разъездах. Самсон один остался, обжравшийся, его и возьми. Он как князя объедает, так и гостя твоего объест, - да что там гостя, весь город!.. Они тебе за избавление чего хочешь отдадут. Хоть всех девок сразу. А я не хочу Самсона в товарищи. Он и вправду, и поесть, и поспать горазд. На рати тоже крепок, коли доведется, не попрекну, ан тут все же другой товарищ нужен. Чтоб еще и с головой. Вот я про тебя и спросил. Князь поначалу ни в какую, он тебя для иного чего приспособить хотел, да я настоял... В общем, коли согласен, едем со мной, ну, а коли нет... как сам знаешь...
Сказал - и на Алешку в упор уставился. Ждет, какое тот решение объявит.
Алешка же призадумался. Зачем Ивану товарищ нужен, коли у него на руках грамотка княжеская имеется, совсем непонятно. Да и подвига богатырского тоже не видится как-то: велика ли слава - за невестой съездить? Какой там - бока намнут! Гость как услышит, что сродственник княжеский сватается, ему и грамотки никакой не надобно будет. Только одна беда приключиться и может - как бы от радости не помер. В общем, коли так рассудить, в Любеч ехать - только коня дорогой морить. А вот ежели так глянуть, чтоб Иван за Алешку потом слово князю молвил, - услуга за услугу, - то можно и съездить. Не стал вокруг да около ходить, такое условие и поставил.
Иван удивился, но понял по-своему.
– Ты что же это, перед князем где провиниться успел?
– спросил он.
– Успел, не успел, про то сам знаю. Ты меня спросил, я тебе ответил. Хочешь меня в товарищи, как вернемся, словечко за меня молвишь. А нет, так на печь залягу. Я, может, только из похода дальнего вернулся. За тридевять земель службу княжескую исправлял. Мне бы отдохнуть немного, а тут ты пристал, опять ехать. Должен же я с этого какую корысть поиметь?
Ивану же так показалось, это Алешка над ним подшутить решил. То есть, согласен-то он согласен, только вот согласие это проделкой какой-то обставить вздумал. Думает, Иван лыком шит, попадется. Потому и ответил.