Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
– Так сразу и возвращаться?.. Сдается мне, рановато. Не зря мы, должно быть, встренулись. Помогу. Из-за тебя, добрый молодец Алеша свет Григорьевич, весь сыр-бор разгорелся, тебе и ответ держать. Подарок раздобыть для князя киевского. Он, вишь, и вправду, богатырей на службу к себе зовет. Только вот норов у него - и надо бы хуже, да некуда. Ежели что не по нем, жди беды. Многие приезжают, ан немногие остаются. Вот, давеча, наехал один, в службу поступать. Ростом, говорят, в три сажени, да сажень промеж плеч. Сам не видал, врать не буду, но сдается мне, преувеличили люди малость. Сколько прошло, не угодил князю. Потому не угодил, хвастлив больно. Так свои подвиги напоказ выставляет, что всех
Услышал Алешка такие слова, и пригорюнился. Ничего себе, богатыри к князю в службу принимаются. Чтоб в одиночку скольких там поразбросать да побить, это ж какую силушку иметь надобно? Он, Алешка, правду сказать, даже насчет стола, лавки и двери слабоват, ежели, конечно, на совесть устроены. Топором, там, еще куда ни шло, а вот кулаком - скорее руку расшибить...
– Зовут-то как, богатыря этого?
– спросил.
– А так и зовут, по делам его, Неодолище.
Хорошее имечко. И впрямь, само за себя говорит. Совсем Алешка нос повесил. Оно и к лучшему - не видит, как Еким ухмыляется, - спасу нет.
Сидят, молчат, потом Алешка и спрашивает, так просто, разговор поддержать.
– А чего ты там насчет подарочка для князя говаривал?..
– Так о том и говаривал, что нет для князя подарочка лучшего, чем тот, который он сам для себя выбрал...
Алешка так и привстал.
– Уж не хочешь ли ты сказать...
А старичок голову склонил, глаза в небо, и будто ни при чем. Потом говорит.
– Снова скажу, не зря мы, должно быть, встренулись. Глянулись вы мне, молодцы. Уж не знаю чем, а глянулись. Хоть и похваляется богатырь-Неодолище силушкой великою, ан и на него управа найдется. Помогу вам одолеть его, научу, как снять с плеч буйну голову. Отвезете ее в подарок князю, и будет вам место в дружине его богатырской.
Не по сердцу, ох, не по сердцу Алешке слова такие. Добро бы ворог лютый был, а то - гридней княжеских поколотил. Разве ж за это буйну голову сымают? Глянул тайком на Екима, тот тоже рот скривил, ему тоже не по нраву.
– Ты вот что, старик...
– начал было, но тот улыбнулся.
– Не тебе решать, Еким Иванович. Сам ведь говорил, Алеша Григорьевич тебя с панталыку сбил, вот пусть он свое слово и скажет. Недалече ведь отседова, богатырь-Неодолище. Однова решит - помогу, чем могу, а нет - так и пойду себе дальше.
– Собрался, так и иди, - Алешка говорит.
– Нешто это где видано, за какую-то там зашеину голову снимать!.. Так голов не напасешься... Как пора свадеб начнется, рука устанет, головы рубить...
– Не пожалеешь?
– старик спрашивает. Поднялся, котомку поправил, палку свою поднял.
– Всего и делов-то... А ведь князь бы тебя уж как приветил, как отличил... И богачеством, и родовитостью... Первым богатырем прослыл бы.
– За такое дело, как ты советуешь, не первым богатырем, первым лиходеем вовек прослыть... Сказано тебе, иди, куда шел...
– А товарищ твой, он что думает? Может, коли не моего совета, так его послушаешь?
– Нечего мне советовать. Тебе же, человек прохожий, и впрямь лучше подобру-поздорову...
– угрюмо промолвил
Однако старик не ушел. Постоял некоторое время, - то на одного глянет, то на другого, - а потом неожиданно сел на прежнее место.
– Правильно подумали, сынки, - сказал по-отечески.
– Не водица, чай, кровь людская. Негоже ее проливать, даже врага пришлого. Вразуми его так, чтоб и думать забыл разор чинить, глядишь - он и образумится. Бывает ведь и такое, что люди, сызмальства друг на друга волками смотревшие, друзьями верными становятся... Только, Алешенька, как ни крути, а придется тебе с Неодолищем переведаться. На роду тебе такое написано. И чья возьмет - не берусь сказать.
– Чего тогда Алешку посылать?
– Еким встрял.
– Мало ли, что кому написано...
– Не нам с тобой, Екимушка, с судьбой спорить. Все равно по-ейному будет, как ни перечь.
Покачал Еким головой, против сердца ему слова старца. Алешка же поднялся, плечами повел.
– Не горюй, как-нибудь сладим... Чай, меч у него не острее моего...
Старик крякнул с досадою.
– Только-только об крови говорили, а он - о мече. Одолеть, это ж не живота лишить. Как ты там сладишь, али не сладишь, твое дело, ан и меч свой, и доспех, и коня - здесь оставь.
– Ага, голыми руками с ним биться!.. Сам ведь сказал, он сколько там гридней княжеских с богатырями раскидал, что ветер соломинки...
– Оттого тебе помощь моя и надобна. Скидавай с себя все богатырское, надевай мое странническое. И котомку бери, и посох. С ними и отправишься.
– Они у тебя что, заговоренные?
– Да какие там заговоренные. Обыкновенные. Ты о том посуди, что одно дело - с богатырем силой меряться, а другое - со странником перехожим. Сумеешь на пользу себе обратить, твое счастье, не сумеешь - не сносить тебе буйной головушки. Об том еще помни, как увидишь Неодолища, страшно тебе сделается, и должен ты этот самый страх превозмочь. Так превозмочь, чтоб бежал страх твой за тридевять земель, чтоб и тени его в тебе не осталося. Одолеешь его, так и богатыря, может, одолеешь. А коли заробеешь, уж лучше сразу назад вертайся. Если же твоя возьмет, хоть словом, хоть как богатырь пощады запросит, - не упорствуй, пусть его. Не ровен час, сам когда на его месте окажешься...
Вот ведь что на свете белом деется!.. В живых остаться, да рассказать кому - не поверят. Даром что Еким рядом. Сговорились, скажут. Супротив богатыря могучего, с палкой. Не собака, чай... Такая дурь, что любой дури дурее. С другой стороны - чего теряет? Глянет одним глазом на Неодолищу, и обратно. Не станет же тот с мечом за просто так на прохожего безоружного кидаться, даже коли заприметит. А ежели заприметит да налетит, глухонемым прикинуться, тогда уж точно не тронет.
Вздохнул, поскидывал с себя все, взял одежду старика, в руках вертит. Как же ее надеть, если таких дедов троих связать воедино нужно, чтоб с Алешкой сравняться. Станет надевать, так лоскутами разойдется. Придется тогда страннику в одном естестве дальше топать. Ну и пусть топает!.. Поделом ему. А то без него плохо было, что его ветром надуло.
Сунул Алешка голову в рубаху, дернул, как следует, чтоб уж сразу в клочья, а та возьми, да и окажись ему в самый раз. Будто по нем и сшита. Порты - тоже как влитые. Чудеса - и только. Веревкой опоясался, котомку через плечо, был богатырь, стал странник.
– Лапотки не забудь, - старик говорит.
– Себе оставь, - Алешка бормочет.
– А я при сапогах останусь.
– Ну, как знаешь... Клюку не забудь...
По-хорошему, взять бы эту клюку, да отходить как следует, несмотря на годы. Хотя, конечно, и их с Екимом тоже отходить бы стоило. Известно, у старого ума, что у малого, а они-то хороши, дальше некуда.