Как любят россияне
Шрифт:
В глубине души, все понимая рассудком, я все-таки боялась рвать с Алешей. Чем-то держал он меня на таком расстоянии. И когда я шла к почтовому ящику, гордая своей решимостью, я опять вспомнила лицо худенького очкарика, его шепот в тамбуре вагоне: «Целую без разрешения» – и его короткий взгляд снизу.
В тот же день я получила большое письмо от него, полное нежности. И поняла, что случилось непоправимое. В положенное время я вынула из ящика его другое письмо – ответное на мое – со смешанными чувствами страха и надежды. И долго-долго
Всю жизнь я мучилась этой короткой фразой «И… получил?…». Что в ней – упрек? Разочарование? Боль или презрение?
Все его письма я бережно хранила (они и теперь целы), и один раз в год, во время длинного учительского отпуска, я усаживалась за уборку письменного стола, перебирала разные реликвии и перечитывала Алешины письма. И грустила, и радовалась. И снова смотрела на фотографию – не очень удачную – вихрастого мальчика. И снова была молодой… А пять лет назад, по традиции возвращаясь в молодость, я вдруг возмутилась несправедливостью судьбы: где-то жил не забывший былое человек, почти чужой и чем-то очень близкий, а я совсем ничего не знаю о нем.
И я написала коротенькое письмо на старый адрес его мамы, не уверенная в том, что она живет там же. Да и жива ли? Ответа я не получила и, загрустив, успокоилась: ну кто же ворошит далекое-далекое прошлое?
Месяца три спустя я сидела у телевизора. Я жила уже одна: с мужем расстались, дети выросли, женились. Я очень ждала спортивного комментатора: тогда шел чемпионат мира по шахматам.
И тут зазвонил телефон. Досадуя, я быстро подошла к аппарату и взяла трубку.
Приятный незнакомый мужской голос поздоровался, уточнил имя, помолчал, точно обдумывая, что сказать. И когда я услышала вопрос: «Чем вы сейчас занимаетесь?», меня охватило раздражение. Я попросила незнакомца назвать себя, в противном случае пообещав положить трубку.
– Не надо класть трубку! – взмолился незнакомец – Не надо, пожалуйста! А то мы опять не увидимся двадцать пять лет! Аня, Анечка, Анюта… Ну что же ты не узнала меня?! – с укором и теплотой произнес взволнованный голос. – Это я, Алеша.
– С ума сойти, – сказала я почему-то, никак не понимая, что он спрашивает уже несколько раз: можно ли ко мне сейчас зайти?
Я, положив трубку, бросилась к зеркалу, провела щеткой по волосам, помадой – по губам. И поняла: в сегодняшнем измерении я выгляжу вполне хорошо. Но если минусовать двадцать пять лет… Нет, между тем лицом и этим нет ничего общего… Я заметалась по квартире, собирая газеты, а услышав глухой стук двери в подъезде, распахнула свою дверь. По лестнице быстро поднимался сухощавый мужчина с седеющей головой, в плаще и
– А вот и мы! Здравствуй! – сказал он, входя в тесную прихожую, чмокнул меня в щеку и стал снимать плащ, глядя на меня с откровенной радостью и любопытством.
Он подготовился к встрече. У меня же не было и получаса, чтобы осмыслить случившееся и выбрать подходящий тон. И я сразу шагнула из настоящего в давно ушедшее время.
– Это я должен спросить тебя: зачем ты написала такое большое плохое письмо? – живо, даже запальчиво спросил Алеша. – Неужели ты не знала, что плохие письма пишут короткими?
– Как твое, – усмехнулась я. – Ты что же, хотел, чтобы я всю жизнь писала длинные хорошие письма?
– А куда бы я тебя тогда позвал, в общежитие? – опять запальчиво воскликнул он, словно мальчишка. – И вдруг совсем другим, взрослым голосом сказал: – Ты знаешь, когда я перечитываю твои письма, я всегда думаю: ведь зачем-то мы тогда встретились?
Меня поразила не вторая, а первая часть фразы.
– Как! Ты перечитываешь мои письма?!
– Каждый год. Они у меня в сейфе на работе.
– И я, я тоже перечитываю… каждый год, – почему-то тихо сказала я.
Не знаю, что думал он в затянувшуюся паузу, а я думала с ужасом о непоправимости случившегося. И о том, что жизнь прошла. Потом мы сидели на тесной кухне, пили чай и слушали друг друга.
Оказалось, у него взрослый сын и внук, дома все хорошо. Он достиг определенного положения, при котором много работы и вполне приличная зарплата. А ко мне он приехал в командировку в наш город, после того, как мать при встрече рассказала о моем письме.
«Господи, лучше бы ничего не знать», – подумалось мне. А он, словно ощутив мое состояние, затушил сигарету и подошел ко мне, стоявшей у мойки, повернул к себе и стал бережно целовать в щеки, глаза, лоб, приговаривая:
– Анна… Анечка… Анюта… Почему же ты так долго не писала? Поверь, мы встретились не случай но. Иначе все давно бы растаяло, забылось. Это был подарок судьбы. А мы сразу не поняли этого, не оценили…
Он пробыл в командировке пять дней. В день отъезда мы обедали в ресторане. В полупустом зале было тихо. Бесшумно двигались официантки.
– Мы с тобой уже второй раз в ресторане, – шутил Алеша. Он был весел и разговорчив.
И мне показалось, для него уже закончилось устроенное им романтическое приключение. Он побывал в своем прошлом, вытащил наконец ту занозу, которая так долго напоминала о себе. А теперь возвращался в привычную, устоявшуюся, вполне благополучную жизнь, к близким, родным людям. Он скучал по ним, потому что они были его семьей, его домом. И мне уже не было там места… Возле гостиницы мы расстались, остановившись буквально на несколько секунд (ему нужно было собраться, сдать номер).