Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы

Петрушевская Людмила Стефановна

И вот Сергей в своем сне спал со Светой по полной программе, вроде бы жалея ее и с какими-то чувствами – и, понимая (во сне), что ей это все равно, он кончил в нее. Свою жену он уже должен был беречь, хватит детей от пятнадцатилетних. А тут он вполне мог себе позволить все. Но через год опять Светлана пришла к нему во сне, и теперь уже с каким-то ребенком на руках. Сергей, что делать, реагировал спокойно – и, подозревая, что это сон, он опять не стал соблюдать осторожность и опять в нее кончил, думая, сейчас-то мне можно. Она при этом ему говорила, что у них

родился сын, и даже сказала, как его зовут: министерство внушней торговли! Светлана вздыхала как всегда: «Ах ты Сережка-Сережка!», и он знал во сне, как она переживает, что живым в этом слышится что-то неприятное, зловещее. Это же две разные вещи, тот и этот свет! Там ждут живущих, а здесь тех боятся.

Он проснулся опять мокрый и в большой досаде на себя. И он стал думать, как же так! Надо больше во сне не кончать! Он даже чувствовал страх: она там мертвая живет только ради этих ночей и его ждет. Она сумела там, на небесах, продлить свою жизнь как его сон. И она счастлива этим, родила ребенка с таким дурацким именем. Такие имена не дают живым детям. И, может быть, она родит еще девочку, еще одно министерство. Что делать, думал он. Во сне хочется пожалеть ее, да он и рад искупить свою вину, хотя никакой вины нет. И что, если так и будут продолжаться эти тайные встречи? Выходит, что на том свете у него, что ли, жена и дети? И они ждут его там?

А как же свои, любимые?

И опять растворяются в его уме некие пространства, как это потом произошло по дороге за медом, когда он вдруг почувствовал, что на память приходит то, чего не было.

Богиня Парка

Есть люди, которых не хотят. Никто не хочет. Вот это дело, как таким выжить.

Собственно говоря, не бывает так, что не хотят все и повсюду, – просто надо найти тот пункт, где есть человек, который не то чтобы хочет с тобой водиться, но он вообще ни о чем пока что не подозревает. Допустим, новый человек. И как-то оказывается, что около него можно угнездиться, можно что-то построить, как-то быть.

И уж если такой покладистый человек найден, то всё, дело сделано, ради него и будет нелюбимый жить и землю рыть, чтобы никто не выгнал.

Вот и угнездился такой нелюбимый, звать его было А. А., он появляется в нашем рассказе в дешевом камуфляжном костюме и в не особенно молодом возрасте, откуда-то приехал, откуда его достала судьбина, из близлежащей провинции учитель (нелюбимый учитель).

Куда он приехал?

Это и есть история знакомства.

Он приехал отдыхать за город (жил неподалеку) и оказался в деревне, куда однажды тоже завеялась одна заполошная московская тетка.

То есть он-то, А. А., как раз и снимал верандочку в избушке у родни этой тетки, так сказать, летнюю дачу, тут тебе пруд, тут тебе лесок наискосок, вечером тихо и хорошо, комары, но он света не зажигает, тихо живет себе человек, уходит спозаранку с рюкзаком на целый день, сам в камуфляже, на ногах старые кеды. В рюкзаке непонятное. Уходит на день, где-то шляется, что-то ест (а у него на верандочке даже элекроплитки

нет, и света учитель не жжет вообще, лампочку вывернул и хозяйке отдал. Бреется врукопашную).

Экономит?

Ничего не просит и вежливо отказывается, даже если хозяйка приносит на щербатом блюдце лишний вчерашний пирожок (сегодня опять пекут): нет, спасибо.

– Да что же вы едите-то? – в шутливой досаде восклицает хозяйка, у которой раньше на уме было кормить учителя и брать с него за это или, если не выгорит, тогда за электроплитку. Но он специально даже предупредил, что пользоваться электричеством не будет, дни длинные.

Дни ему длинные, видали? Специально подгадал от жадности.

Ох и не полюбила его хозяйка!

На вопросы он отвечает не сразу, и отвечает так, что больше спрашивать не захочется: «А какая, собственно, разница», – вопросом на вопрос.

Даже невежливо.

Но на каждую хитрую гайку найдется свой болт, и приехала эта тетка из Москвы, развеселая, деловая-деловая, далекая двоюродная жена брата разведенного мужа что ли хозяйки.

Но эта тетка издавна на две летние недели привыкла заезжать сюда, на полотпуска, любила, видите ли, среднюю русскую возвышенность, варила варенье, солила-мариновала что под руку попало, чуть ли не крыжовник! Уезжала с хорошим грузовичком банок-пакетов-мешочков.

И кипела, кипела у нее работа в саду возле сарая в тенечке и под навесом, а там, в сарае, она и жила бесплатно, еще года три назад где досками подбила-подколотила, где перегородку поставила, и однажды даже пришла радостная с какой-то предыдущей дверочкой от хлева, на которой было написано известкой «коза».

Чужеродная соседка, которая нанимала мужиков порушить старый двор, видно, и отдала ей дверочку специально назло, чтобы москвичка не снимала угол во вражеской избе, не приносила доходов!

Причем на дверочке все было как полагается, две петли, щеколда, даже замок имелся, тоже прежний.

И выделила себе москвичка в сарае как бы комнатушку, чтобы жить бесплатно.

Свет, правда, у ней был, и телевизорчик работал, и холодильник небольшой имелся. И она платила за электроэнергию по своему счетчику, который аккуратно и оставляла вместе со всем скарбом у хозяйки в хламовнице.

Так что именно хозяйке-сродственнице ничего не перепадало, одни хлопоты.

Правда, внуки хозяйки, Машенька и Юра, все ж таки ездили к тете Алевтине в Москву на зимние каникулы, как же, Кремль повидали.

А в своей сарайной комнатке тетя Аля навела красоту, обойками обклеила, на крыше все позалатала, занавесочку повесила на ту дырку со стеклышком, которая заменяла окно. Даже какие-то нары ей сделали, на них мешок с сеном, ура! Сельская жизнь.

У хозяйки поместья, правда, масса претензий, жалоб на здоровье и на бедность, язык так и работает. Но все это не по адресу, Алевтина не желает поддерживать такой унылый разговор.

Вечерком она затевает самовар на еловых шишках вскипяченный, и хозяйка со смехом, дуя на воду (московская карамель за щекой), сплетничает Алевтине: