Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию
Шрифт:
— О чем ты разглагольствуешь, безумный? — перебила его Вера. — Время ли сейчас шутки шутить?
— Я не шутил. Это Библия. Просто пришло на память, когда разговор зашел об этом Тейтельбауме, — сказал Беня. — Вам надо было видеть этого человека. Вы бы не поверили своим глазам. Он умер незадолго до Первой мировой войны от предупредительного выстрела какого-то таможенника на границе между Польшей и Литвой.
— Не завирайся, старик, — сказала Вера. — Тогда не было ни Польши, ни Литвы, ни границы между ними.
— Не было?
— Я хотела сказать, они не существовали как государства, — сказала Вера.
— Ты еще, может, скажешь, что Тейтельбаум жив? Уж конечно, мне лучше знать. Он мертв-мертвехонек. Да я о нем и не печалюсь.
— Помолчи, дай нам подумать, что взять с собой.
И они думали, эти три поколения евреев, что взять с собой в дорогу, в изгнание. У них не было опыта бегства. У еврейских женщин в Польше из столетия в столетие лежали наготове в углу узлы на случай бегства. Где-то была даже напечатана на идише брошюра под названием: «Что следует знать каждой еврейской женщине», одна глава которой посвящена указаниям на случай подготовки к бегству морским путем, но никто не позаботился привезти такую книгу в Финляндию. Плавания в лодке Вера боялась больше, чем антисемитов, Мери, моя мать, не знала, что и подумать, но боялась за своих детей, сердце моей сестры Ханны сжимала железная рука Геца фон Берлихингена. Беня глядел на них и хлопал глазами. Он подошел к комоду, достал из одного ящика русскую газету от 1905 года, сел и стал читать в разделе «Право» новости, которые много раз читал до этого.
«Во время житомирских погромов, 24 апреля, в Троянове были убиты десять еврейских юношей, шедших на помощь своим соплеменникам. Об этом рассказывает восемнадцатилетний Яков Митновецкий, который уцелел и был доставлен в еврейскую больницу в Житомире: „Нас было четырнадцать человек, мы направлялись из Чуднова в Житомир. В Троянове нас окружила шайка подонков, они отняли у нас все, что у нас было, и набросились на нас с топорами и плетями. Я видел, как мои товарищи замертво падают наземь, один за другим.
Затем на место прибыл городовой — нас к тому времени осталось в живых четверо. Городовой приказал доставить нас в больницу в Житомире, но по пути туда нас вырвали из рук наших защитников и снова избивали и истязали. Меня связали и привезли к какому-то священнику. Он умолял их оставить меня в покое. Но эти подонки только смеялись, вытащили меня из дома и снова били. Тогда наши охранники заявили, что отвечают за наши жизни, поскольку городовой приказал им доставить нас в Житомир. Ну, если так, то мы отпускаем его, но сперва пусть этот жидовский пес увидится в последний раз со своими дружками.
Меня в бессознательном состоянии доставили к моим товарищам. Очнулся я от того, что мне на голову вылили ведро воды, и обнаружил, что лежу в луже крови. И тут я увидел десять трупов моих товарищей… Один валялся в крови без головы, у
«И это в моей старой доброй России… — подумал себе Беня. — А чего только не рассказывают про немцев… Некоторые утверждают, что все гонения на евреев в России и Польше лишь мелкие придирки по сравнению с тем, что творят немцы в Европе…»
Он взглянул на жену и невестку, на внуков и сказал:
— Уезжайте, милые мои женщины, и пусть кто-нибудь благословит вас, спасет и поможет вам в Швеции, стране Трех корон, которая не воюет и, даст Бог, убережется от войны… Ну а я остаюсь, как уже сказал, достану свой сербский пистолет, сниму со стены дробовик Вильгельма Ку-ку, заварю чай и усядусь в кухне ждать. Если они придут — у меня указательный палец давно уже скрючен, не придется и сгибать, чтоб нажать на спуск. А не придут — пойду спать. А то и в Хельсинки отправлюсь. Сыт по горло здешним антуражем.
— Где тебе управиться с оружием, стар ты уже! — сказала Вера. — Шел бы лучше сразу спать, уже поздно. Никто сюда сегодня не придет. А может, и вообще никогда..
— Но если придет, я готов. Солдат, он и в старости солдат. Я вовсе не жажду убивать, но и меня не изрубить на куски топором.
— Что ты мелешь? Кто тебя собирается рубить топором?
— На свете всякое бывает, людям всякое взбредает на ум.
— Хватит чушь-то пороть. Укороти свою фантазию, — прошипела Вера.
— Ты не знаешь, какие вещи случаются на свете, женщина, — вскипел Беня. — Не знаешь, сколько зла в людях, как это знаю я, так что укладывай свои пожитки и не раздражай меня.
— А ты не мешай нам, — ответила Вера.
— Если б только мы знали, что брать с собой, — вздохнула мать.
— Лишь самое необходимое, разумеется, — сказала Вера.
— Когда с тобой два маленьких мальчика, необходимо столько вещей, что не уместятся в целый вагон…
— Ну а ты, Ханна, что ты возьмешь с собой?
— Ничего, — тихо ответила Ханна.
— Не придуривайся, уж конечно, ты хочешь что-то взять с собой, — сказала мать.
— Нет, ничего, — печально повторила Ханна.
— Не горюй, — ласково сказал Беня. — Вот увидишь, со временем все устроится. Подумай об Арслановых, Вера, вспомни, что с ними было и как потом повернулась их судьба…
— И как же она повернулась? — спросила Мери.
— Какие такие Арслановы? — спросила бабушка.
— Ну как же, — сказал Беня. — Юнус и Кара Арслановы, татары из Казани. А теперь живут в Хювинкяя. Наше нынешнее положение похоже на их тогдашнее. Так похоже, что перепутать можно.
— Вот ты и перепутал, — сказала Вера.
— Да нет. Сейчас расскажу… — сказал Беня, садясь. — Значит, так. Арслановы были родом из Казани. Бежали от большевиков. Бросили дом и процветающую пушную контору. Ну, за ними по пятам шли красные…