Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы
Шрифт:
При таком порядке вещей должен быть порядок и в применении конституции и «спаренных» с нею законов. Если же функции прямого действия у конституции нет – из-за того, что она «стёрлась», а ещё её нет и – в «примыкающих» к ней документах, ни о какой исполнительской их силе речь вести нельзя. Законы останутся, но лишь как номинальные, неработающие.
В отношении свободы слова как раз этот парадокс и наблюдается.
Вы что-нибудь слышали о разбирательствах судами исков об ущемлении свободы слова, о её нехватке кому-то, зажиме кем-то, злоупотреблениях ею? Таких примеров не отыщется во всей человеческой истории. Ни один государственный суд не возьмётся за рассмотрение
Вот и вся цена защите права на свободу слова, на её конституционное гарантирование.
Глубоко сомнительным должно в связи с этим представляться изложение в конституции России существенного в гражданских свободах:
Статья 18
…свободы… являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.
Так ли?
О каком правосудии нам сообщают законодатели, если оно здесь (по отношению к некоторым свободам) не только не обеспечивается, но и – невозможно. А что до «непосредственно действующих свобод», так это, будем говорить, должно касаться всего без исключения, что нас окружает, что мы видим и чем живём. Говоря по-простому, нам здесь толкуют о предмете вообще – когда этот предмет даже в малости неразличим в его конкретике.
Хотя вопрос тут, казалось бы, житейский, отказ в разбирательстве дел указанной тематики или им подобных обоснован важным юридическим обстоятельством: имеет значение то, к какому виду права исковое заявление относится – к государственному или – к естественному.
Если ко второму, то судебное разбирательство исключается по определению. Там всё ясно и давно расставлено «по полочкам» без государственного вмешательства и правосудия, о чём подробнее будет сказано ниже.
Иски названной категории в государственные суды попросту не подаются.
Приняв это за «вселенскую» «норму», судебные инстанции ничего не хотят слышать о «каком-то» естественном праве. Но – почему?
Они – проводники и стражи только права государственного, ещё называемого публичным, призванного служить сугубо тому режиму, чьи амбиции, а, стало быть, также и – соответствующие серьёзные заблуждения оно воплощает и от лица которого исходят действующие в государстве законы и подзаконные нормативные правовые акты. Эти нормативы жизнеустройства, хотя в их удержание и затрачиваются колоссальные средства, всегда и везде используются как только временные. Ведь режимы невозможно устанавливать навечно, значит, такими должны быть и законы для них. И это продолжается тысячелетия.
Право естественное всячески при этом игнорируется, что, как увидим далее, – совершенно зря.
Самое же примечательное здесь то, какой глухой и нетерпимой к естественному праву наряду с судами была и остаётся не какая-либо скрытая ото всех инстанция, корпорация или некий злодей индивидуум, а – юриспруденция, всем хорошо знакомая, как практическая, официальная, так и научная. Вот, к примеру, в какой «обёртке» она преподносит нам своё деревянистое понимание сути нелюбимого ею предмета (формулировку или её интерпретации можно встретить едва ли не во всех вузовских учебниках по государственному праву):
Естественное право в теории государства
Только вдуматься!
«Принципы, ценности и права», продиктованные самой природой человека, попросту отодвигаются от него в сторону как что-то чужое и чуждое. Все в совокупности. Будто нет и самого человека – их носителя и полномочного обладателя.
Туда, в ту же сторону всегда, к сожалению, была устремлена и активная общественная мысль, прежде всего та, которую беспринципные историки часто готовы называть передовой или прогрессивной… Сошлёмся хотя бы на точку зрения будто бы демократа Петра Чаадаева.
Он пишет:
Никакая сила… не заставит нас выйти из того круга идей… который признаёт лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном…
(П. Я. Ч а а д а е в. «Отрывки и афоризмы», 192. По изданию: П. Я. Чаадаев. «Статьи и письма», «Современник», Москва, 1989 г.; стр. 204. Перевод с франц. – Д. Шаховского и Б. Тарасова. – Фрагмент текста приводится с сокращениями).
После таких авторитетных высказываний только и остаётся, что руками развести. Отставка непризнанному и, стало быть, заведомо ненужному явлению, дана полная и – навсегда.
Надо ли говорить, что при таких воззрениях грамотеев и в народах не могло появиться сколько-нибудь должного понимания – что такое естественное право. О нём догадывались и даже кое-что знали, тем и довольствовались. Его профессиональное отторжение во всём мире укоренилось настолько, что к нему апатичны и дыбистая, весьма чуткая к веяниям свободы слова интеллигенция, и всякого рода правозащитники, и даже простые любители покопаться в непризнанном.
Разумеется, только ввиду слепого неприятия «ценностей, принципов и прав» официальная юриспруденция умалчивает ещё об одном обязательнейшем требовании, которое соблюдается «самой» природой, – они даются каждому человеку на всю жизнь, а те, какими обеспечиваются межличностные отношения, соответственно – всему человечеству (или какой-то его части) опять же – навсегда, навеки.
Здесь резон оглядеться. Нет ли в столь категорическом и удальском отторжении некоего лукавства?
Ведь уже у Платона нельзя не обратить внимания на то, как он представляет законы в государстве, когда оно возвышается над обществом: писаные и неписаные.
Подобный ход хорошо заметен и в поправке IX к конституции США, где сказано:
Перечисление в Конституции определённых прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых за народом» (курсив мой. – А. И.)
Разумеется, тут речь шла о недостающем.
«Неписаные» законы – это те, которые не устанавливаются государством и не предрасположены к тому, чтобы их записывали. Потому что они естественны; они «учреждены» как необходимые и ни от кого не отторгаемы не в какой-то отдельной стране или волости, а повсеместно, для всех людей на земле, по факту их рождения, почему и никто, никакое государство или даже все государства мира не властны отменить или изменить их. Даже ещё больше: никому не позволено управлять ими; если же такое управление предпринимается, это есть насилие…