Как Никита Кожемяка и Змей Горыныч Русь делили
Шрифт:
Аспид, как табун, заржал.
Дядька же переговорщик,
Кланяться не прекращая,
Потом хладным истекая,
Змею план свой проорал.
Елкой в зубе ковыряясь,
Пораскинул тот мозгами,
Головы переглянулись,
Молвит средняя опять:
"На мир-дружбу я согласен,
Но условие такое:
Не хочу я по подвалам
Красных девушек искать.
Сами вы определите
Лучшую из всех красивых -
И
Заберу и улечу.
Думайте до завтра. Ужин
Здесь я подожду. И кстати,
Хай блинов нажарят бабы -
Страшно сладкого хочу!
Всё, пока, спокойной ночи
Не желаю, до свиданья", -
И бесстыжий рептилоид
В унисон захохотал.
Когда люди всё узнали,
Дядьку сгоряча побили.
Сколько он зубов, волосьев,
Родственников потерял!
Эт потом уже признали
Его скромные заслуги.
И хотя он после бойни
Шепелявил и оглох,
Выбрали жрецом почетным.
Он потом учил убогих -
Для глухих язык по ходу
Этот дядька изобрел.
В тот же судьбоносный вечер
Долго люди на майдане
Спорили, ругались, дрались
И катались по земле.
Всё ж решили малой кровью
Обойтись и жить спокойно,
Потому что девок страшных
Было больше на селе.
Весть об этом договоре
С трехголовым душегубом
Облетела всю округу
И приверженцев нашла.
Лишь завидят Змея с вежи,
Соберут ему гостинцы,
Красну девицу поставят -
И деревня спасена.
Постепенно все привыкли,
Даже слух прошел, что девок
Вовсе он не поедает,
А совсем наоборот.
Дескать, у драконов этих
Многоженство - это норма,
Чтобы не было им скучно,
Нужен женооборот.
И вдобавок проходимцы,
То есть странники, калики -
Им народ обычно верит,
Хоть они обычно врут -
Говорили, что Горыныч
Знатен и богат, как кесарь,
У него огромный замок,
И все девки в нем живут.
Там вообще культура толще,
Мы тут лаптем щи хлебаем,
А у них стекло и вилки,
Бабы носят кружева,
По нужде на двор не ходят,
А в горшки - ночные вазы,
Ну и что, что на чужбине,
Зато в шелковых чулках.
Слухи обрастали гуще:
Змей владеет языками,
Может, он большой ученый,
Филантроп и патриот.
Там с красавицами туго -
Бабы лошадей не краше.
Вот он русских и таскает -
Улучшает
Время шло, и Змей занесся,
Стал нахальным и спесивым,
Перестал, как сумасшедший,
Свое брюхо набивать.
Пожелал: "Во время пира
Музыканты пусть играют,
А красавицы танцуют -
Сам хочу я выбирать".
Ляжет, гад, аки патриций,
Уплетает, запивает,
Из отверстий дым пускает
В виде стрелок и сердец.
Девы водят хороводы,
Как на ярмарку, одеты,
Круто спинки выгибают
И мечтают про дворец.
Были, правда, и такие,
Кто ни в жисть не соглашались,
С домочадцами бежали
На восток, на север, юг.
Так страна и расширялась
За счет этих непокорных,
Не проникшихся наивно
Ни одной из заманух.
Слух до Киева добрался.
Князь подумал: "Хлеба, зрелищ -
Все не ново, но полезно:
Змей у нас теперь партнер.
Пусть подавится, вражина!
Жаль, не я это придумал,
Эх, того бы миротворца
В подземелье... Впрочем, вздор.
Посадить всегда успеем".
И отдал приказ, чтоб Змею
Больше не чинить препятствий,
Дядьку гривной наградить.
Сообщить переселенцам
На окраины: полгода
На период обустройства
Могут подать не платить.
Вскоре князю доложили:
"В государстве все спокойно,
Люд в тебе души не чает,
Начал вещим называть,
Кое-где - великим, мудрым,
Где-то - добрым, справедливым,
Ну а кто еще не чает,
Мы найдем, как подсказать.
Дядьке гривну золотую
Лично сам тиун навесил.
Предоставлены Змеюке
Горизонт и коридор.
Кстати, он неподалеку
От столицы приземлился.
Ждет гостинцев, скоморохов
И красавиц на подбор".
Князь не ждал такой засады,
Даже ножкой грозно топнул,
Но, остыв, велел отправить
Все Горынычу сполна.
И опять какой-то дядька -
Таковой всегда найдется -
Воду стал мутить в народе:
Всех красивей-то княжна!
И уже бушует вече,
Справедливости желая,
Змей психует, в нетерпенье
Шеями заплелся в жгут,
Князь в сердцах гонцов отправил,
Хоть бояре были против,
За дружиной на границу,
А калики тут как тут!
И давай давить на князя