Как никогда. Одинокая женщина желает...

Порошина Марина Витальевна

– У вас нитки есть? — отвлек ее от воспоминаний развернувшийся вовсю гость. — Лучше черные или зеленые. А можно канцелярские скрепки. У вас есть скрепки?

– О господи, скрепки-то вам зачем? — вздохнула Ирина, мысленно уже покорившись неизбежному. Вообще-то он прав, конечно, этот ненормальный профессор: Новый год есть Новый год, и надо его встречать как полагается, а не прятать голову в песок.

– Как, вы не знаете?! Несите, несите, я вам покажу, — уже распоряжался профессор. — Вот, смотрите: разгибаете, сюда игрушку, а этим концом за ветку… Да нет же, не этим, маленьким, за игрушку, а

большим — за ветку, — строго прикрикнул он на Ирину. — Давайте тогда уж вы будете разгибать скрепки и подавать мне игрушки, какие я скажу, а я — подвешивать. У меня лучше получится.

Ничего не возразив на такое нахальное во всех отношениях заявление, Ирина решила довериться профессионалу и незаметно для себя увлеклась процессом. В четыре руки они быстро нарядили елку. Отойдя на шаг, вместе принялись любоваться результатом.

– Здорово у вас получилось! — честно признала Ирина.

– А где гирлянда? — требовательно спросил профессор, очевидно не вполне довольный результатом.

– Не знаю, где-то там. Может, не надо? И так красиво!

– Ни в коем случае! — категорически возразил новоявленный дизайнер. — Гирлянда совершенно необходима, это очень важно. Когда в комнате темно и горит елка — это самое прекрасное, что может быть в новогоднюю ночь. Темно, уютно, сказочно — как в детстве… там за окнами мороз, а нам до него нет никакого дела… Обязательно нужна гирлянда… Вот, почти готово!

– Как здорово у вас получается, — искренне похвалила Ирина.

Профессор отошел в сторонку, полюбовался проделанной работой и с чувством выполненного долга уселся на диван — уже не бочком, а как полагается.

– Мы с мамой всегда наряжали елку, обязательно живую, чтобы пахло хвоей, — улыбнулся он. — Сейчас многие предпочитают синтетические, как у вас, даже специальные ароматизаторы продают, чтобы от этой пластмассы хвоей пахло, но это все не то. Мама говорила, что в настоящем доме должна быть настоящая елка, без подделок. А еще мы с мамой каждый год делали несколько новых игрушек, знаете, из бумаги, из фольги, можно из яичной скорлупы или вот коробочек из-под йогурта — у нас целая коробка таких самоделок накопилась, большая.

– А ведь мама вас, наверное, ждет, волнуется? — осторожно поинтересовалась Ирина.

– Мама умерла в прошлом году. За две недели до Нового года. Но я успел купить елку. Мама уже давно не вставала, и я не стал относить елку на балкон, на мороз, как мы всегда делали. Я поставил ее на табурет в углу, как обычно, и нарядил. Мама смотрела и улыбалась. Она умерла двадцать четвертого декабря. Елка стояла долго-долго, до марта, иголки почти все осыпались, и когда я стал ее убирать — только тогда я на самом деле понял, что мама умерла. Что ее больше нет. Будто еще одни похороны…

– Простите…

– Нет-нет, это вы меня простите, бога ради! — стряхнув минутное оцепенение, виновато воскликнул профессор и стал собой прежним.

И тогда Ирина решила сделать ему приятное:

– Я так и не спросила, как вас зовут. А то неловко как-то. Вы меня знаете… из этой дурацкой газеты, а я вас нет.

Профессор вскочил и церемонно представился:

– Лев Николаевич… — Наклонил голову, подождал и посмотрел искоса, снизу вверх: — Извините, я знаю, о чем вы сейчас подумали. Просто моя

мама была учительницей литературы, она боготворила Льва Толстого. Мне это, конечно, совсем не подходит, я понимаю, что я смешон…

– Я совсем не думала об этом! — возразила Ирина и тут же, не удержавшись, все же спросила. — Простите, пожалуйста, Лев Николаевич, а правда, фамилия у вас… какая?

– Ох, извините! Я должен был сразу… — засуетился тезка классика русской литературы и принялся лихорадочно шарить по карманам. Наконец извлек полиэтиленовый мешочек с документами, торопливо разложил их на диване между собой и Ириной.

Ирина посмотрела на мешочек: разноцветный, с надписью «Борщ "Московский"». Очень трогательно.

– Вот, прошу вас: паспорт… диплом… свидетельство о научной степени… вот пропуск в университет… ой, это не то… это свидетельство о собственности на квартиру — у меня двухкомнатная, правда так называемая «брежневка», но санузел раздельный, это наш альбом…

Справившись с изумлением — он ведь и вправду с серьезными намерениями пришел! — Ирина выбрала из всего предложенного только несколько фотографий, вежливо перебрала.

– Это вы с мамой? У вашей мамы очень интеллигентное лицо, настоящая учительница. Какой у вас роскошный кот… А это ваши студенты?.. Ой, послушайте, Лев Николаевич, у нас уже чайник давно остыл! Пойдемте на кухню. Я, оказывается, есть хочу.

– Вы сидите, я сам, если позволите! — вскочил профессор. — Я доставил вам столько хлопот, можно я за вами поухаживаю?

– За мной давно никто не ухаживал, — весело согласилась Ирина. — А уж тем более в моем собственном доме. Что ж, давайте. Скатерть там…

– Не надо, у меня все с собой! — перебил ее Лев Николаевич. — Я же очень хотел произвести на вас хорошее впечатление. — Он огляделся и хлопнул себя по лбу: — Ирина Ивановна, а ведь портфель-то я за дверью оставил!

– Кстати, я свои пакеты тоже! — расхохоталась Ирина, вспомнив о драматичном начале их знакомства.

Смеясь над собой и над нелепой ситуацией, они отправились в прихожую, но едва успели открыть дверь, как из рядом расположенной квартиры тут же высунулась Евстолия Васильевна — похоже, она дежурила возле дверного глазка. На сей раз она была уже в длинном нарядном халате, а бигуди на голове удачно маскировал кокетливо повязанный шарфик.

– Ну, наконец-то! — от неподдельной радости, звучавшей в ее голосе, Лев Николаевич почему-то поежился. — А то я все смотрю — ваши, не ваши? Сейчас ведь знаете какое отношение у людей к оставленным без присмотра пакетам… Уже звонить собиралась! Чего же вы все побросали, давайте помогу…

Евстолия сунулась было к пакетам и портфелю, но профессор проявил недюжинную смекалку и как бы невзначай придержал ее дверь ногой, бормоча:

– Огромное вам спасибо, уважаемая Евстолия Васильевна, мы сами, сами, не беспокойтесь.

– Можно просто Ева! — прокричала Евстолия, безуспешно пытаясь протиснуться в дверь.

– Непременно запомню, — пообещал Лев Николаевич, не убирая, однако, ноги.

Тем временем Ирина, воспользовалась заминкой, подхватила пакеты, втащила их в прихожую, и они спаслись бегством. Захлопнув дверь и отдышавшись, Ирина и Лев Николаевич почувствовали себя заговорщиками.