Как отказать красивому мужчине

Филдинг Хелен

– Привет, – бодро произнесла она. – Приятно снова видеть тебя.

В мерцающем свете свечей Ферамо походил на разгневанного Омара Шарифа в фильме «Лоуренс Аравийский».

– Как у тебя здесь красиво, – произнесла Оливия, делая вид, что с интересом осматривает антураж. – Но в нашей стране признаком хорошего тона считается, если хозяин встает, когда приходят гости. Особенно если они похищены.

Она заметила, что на его лице промелькнуло легкое смущение, но взгляд его тут же обрел прежнюю холодность. «Ну и черт с тобой, павлин напыщенный!» – разозлилась

Оливия. На столике перед ним стояли бутылка шампанского «Кристалл» в серебряном ведерке со льдом, два высоких бокала и блюдо с канапе. Она заметила, что столик был точно такой же, как в ее комнате, включая горшок с кактусом посередине.

– Выглядит соблазнительно, – произнесла она и села за столик, поглядывая на бокалы и бутербродики и одаривая Ферамо ослепительной улыбкой. – Можно я за тобой поухаживаю?

Взгляд Ферамо заметно потеплел. Оливия прекрасно понимала, что ведет себя, как чопорная домохозяйка из Северной Англии на чаепитии у викария, но, как ни странно, такой подход возымел свой эффект. Неожиданно выражение его лица снова изменилось – Ферамо уставился на нее свирепым, как у хищного зверя, взглядом. «Ну ладно, – подумала она. – Будем считать, что это игра для двоих». Она поудобнее расположилась на кушетке и тоже принялась смотреть ему в глаза. К сожалению, эта импровизированная игра в гляделки почему-то вызывала у нее непреодолимое желание расхохотаться, идущее откуда-то из желудка. Она не могла больше сдерживаться и, зажав рот рукой, затряслась от беззвучного хохота.

– Прекрати! – заорал Ферамо, вскакивая на ноги, что почему-то вызвало у нее новый приступ неконтролируемого смеха. Боже, это уже перебор. Надо немедленно остановиться. Она сделала глубокий вдох, взглянула на Пьера и снова залилась смехом. Так бывает – если уж у вас приключился приступ необоснованного веселья в той ситуации, когда не до смеха, пиши пропало. Представьте – вы заливаетесь хохотом в церкви или на школьном собрании. В данной же ситуации даже мысль о том, что он может выхватить саблю и одним движением снести ей голову, показалась Оливии чрезвычайно забавной – она представила, как ее голова, все еще хохоча, скачет по полу, а Ферамо все орет диким голосом, приказывая ей заткнуться.

– Прошу прощения, – наконец изрекла она, пытаясь обрести контроль над собой и закрывая рот и нос обеими ладонями. – Все, все…

– Вижу, ты от души веселишься.

– Тебе тоже было бы весело, если бы ты трижды в день избежал гибели.

– Приношу свои извинения за эту выходку Альфонсо с катером.

– Он чуть не задавил парочку любителей водных лыж и пловцов с масками.

Рот Ферамо странно скривился.

– Все из-за этого чертова нового катера. Западная техника, при всех ее достоинствах, для того и придумана, чтобы выставлять арабов дураками.

– У тебя просто мания преследования, Пьер, – произнесла Оливия как можно беззаботнее. – Неужели ты всерьез думаешь, что современные скоростные катера специально разработаны для того, чтобы досадить арабам? Кстати, как у тебя дела? Мне действительно приятно видеть тебя снова.

Он посмотрел на нее с некоторой неуверенностью во взгляде.

– Думаю, пора произнести тост, –

сказал он и потянулся за бутылкой с шампанским. Оливия молча наблюдала за ним, теребя шляпную булавку, спрятанную в складках платья и пытаясь вычислить, что он затеял. Ей представился шанс дождаться, когда Ферамо напьется, и выяснить, что у него на уме. Оливия украдкой оглядела комнату – на письменном столе стоял ноутбук с опущенной крышкой.

Ферамо явно не терпелось приложиться к шампанскому, но он никак не мог справиться с пробкой. Очевидно, у него не было достаточного опыта в открывании бутылок с шипучим напитком, но отступать он не привык. Оливия почувствовала, что ее губы невольно растягиваются в одобрительной улыбке, которой обычно собеседники поощряют заику, тщетно пытающего выдавить из себя очередное слово. Наконец пробка с оглушительным хлопком улетела в противоположную часть комнаты, а пенящееся шампанское бурным потоком вырвалось на волю, заливая руку Ферамо, стол, аккуратно сложенные салфетки, кактус и блюдо с канапе. С губ Пьера сорвалось ругательство на незнакомом языке, и он принялся разгребать все на столе, сбивая бокалы.

– Пьер, Пьер, успокойся, – произнесла Оливия, пытаясь промокнуть лужу шампанского салфеткой. – Все прекрасно. Я сейчас возьму их… – она подняла бокалы и понесла к бару с раковиной, – сполосну, и они снова будут чистыми. О, какие красивые бокалы. Они, наверное, из Праги? – Она продолжала изображать беззаботную болтовню, пока мыла бокалы в горячей воде, потом тщательно их сполоснула снаружи и внутри.

– Ты угадала, – произнес араб. – Они из богемского хрусталя. Вижу, ты знаток прекрасного. Знаешь, я тоже.

При этих словах Оливия опять чуть не зашлась в приступе неконтролируемого смеха. Очевидно, арабский менталитет столь же незатейлив, как речи телеведущего в «Магазине на диване».

Она поставила бокалы на кофейный столик, проследив за тем, чтобы стакан, стоявший раньше перед Ферамо, теперь оказался рядом с ней. Она внимательно наблюдала за Пьером, пытаясь найти признаки, выдающие коварного отравителя, но усмотрела лишь нетерпение заядлого алкоголика в предвкушении первого за вечер бокала.

– Хочу поднять тост, – произнес он, протягивая ей бокал. – За нашу встречу! – Несколько минут он смотрел на нее серьезным взглядом, а потом разом осушил бокал с видом казака на состязании по большему количеству выпитой водки.

«Он что, не знает, что шампанское так не пьют?» – удивлялась Оливия. Все это напоминало ей мамашу Кейт, трезвенницу по жизни, которая, предлагая гостям джин с тоником, обычно до края наполняла стакан чистым джином, даже не взглянув в сторону бутылки с тоником.

– А теперь приступим к ужину. Нам предстоит многое обсудить.

Он поднялся и прошел на террасу, а Оливия незаметно вылила шампанское в горшок с кактусом. Ферамо галантно, как заправский официант, выдвинул стул для нее. Она села, ожидая, что он подвинет стул обратно, как и следовало бы сделать хорошему официанту, но он почему-то замешкался, и Оливия плюхнулась на пол. Она почувствовала, что уже подступает приступ неконтролируемого смеха, но осеклась, подняв голову и увидев свирепый взгляд, отражающий всю глубину его унижения.