Как перевирают историю
Шрифт:
В честь этой удачной пиар-акции поэт Феликс Конарский и композитор Альфред Шютц сочинили романтическую песню «Алые маки под Монте-Кассино», начинающуюся словами «Видишь эти руины на вершине? Там враг твой укрывается, как крыса». Можете на досуге подумать, кто туг больше похож на крыс. Немецкие десантники, пять месяцев оборонявшие монастырь от многократно превосходящих сил противника и оставившие позиции только по приказу командования? Генерал Андерс с компанией, которого Сталин и Черчилль три года выпихивали на фронт? Или польские историки, стырившие чужую победу с наглостью, которой может позавидовать великий прихватизатор земли русской Анатолий Чубайс?
Глава 3
ВАРШАВСКОЕ
Шестидесятилетие восстания в польской столице, пришедшееся на 2004 год, было отмечено столь пышно, что случайно прибывший в Варшаву инопланетянин мог бы поверить, что именно там решился исход Второй Мировой войны. Ещё круче смотрятся претензии к союзникам по антигитлеровской коалиции. Нет, вопли насчёт покаяния Москвы за «бездействие» советских войск в дни восстания как раз никого не удивили. И демонстративный отказ пригласить на торжества российских официальных лиц тоже для недавних кремлёвских шестёрок обычное дело. Но дальше почтеннейшую публику ожидало совершенно неописуемое зрелище, напоминавшее появление в казарме пьяных салаг, пытающихся застраивать матёрых дедушек.
В роли оборзевших салабонов выступили польские министры во главе с тогдашним премьер-министром Мареком Белкой. По словам пана Белки, извиняться за Варшаву должны не только тоталитарные москали, но и основатели парламентаризма — британцы. Мол, слишком мало помогали и не перебросили на своих еропланах польские части с западного фронта. Затем министр иностранных дел Чимошевич мимоходом пнул американцев, отдавших Польшу Сталину... Казалось, продлись мероприятие ещё немного, и каяться придётся Израилю (за преждевременное восстание евреев в Варшавском гетто), Франции (не поспешили подтянуть к Висле дивизию негров из Сенегала) и самому Господу
Богу (до сих пор не обеспечил каждого пана имением с холопами).
Не зная особенностей польского национального характера, можно было предположить, что, отмечая славный юбилей, премьер укушался до состояния, в просторечии именуемого его фамилией. Однако никакой белки, то бишь белой горячки, у главы правительства не наблюдалось. Несколько поколений предков, считающих весь мир своими должниками по жизни, просто вынуждали пана Марека выставлять себя законченным идиотом.
Регулярно восставая против петербургской монархии, гордые шляхтичи требовали не просто независимости своей страны, но и возврата к границам 1772 года — то есть, присоединения к Польше всей нынешней Белоруссии, Литвы, Западной Латвии и Центральной Украины. Даже та часть окружения Николая I и Александра II, которая искренне симпатизировала полякам и была готова предоставить им независимость, не могла пойти на такое. В итоге симпатии к повстанцам сменялись в российском обществе откровенной враждебностью, а власть, отправляя в Польшу очередную карательную армию, получала поддержку подавляющего большинства населения. Затем гонористое панство драпало, поддерживая штаны, аж до Парижа, где его быт воспел язвительный Генрих Гейне:
Сволочинский и Помойский —
Кто средь шляхты им чета?
Бились храбро за свободу Против русского кнута.
Храбро бились, и в Париже Обрели и кров, и снедь;
Столь же важно для Отчизны Уцелеть, как умереть...
В том же кабаке питались,
Но боялся каждый, чтобы Счёт другим оплачен не был.
Так и не платили оба...
Можем ждать героев краше,
Чем Шельмовский и Уминский,
Шантажевич, Попрошайский И преславный пан Ослинский.
Само собой, едва просвещённая Европа готовилась к войне с Россией, прототипы Сволочинского и Помой-ского наперебой бросались предлагать свои услуги, требуя взамен границ от Риги до Одессы и от Данцига до Венгрии. Именно на таких условиях обещал содействие Наполеону воспетый советскими историками предводитель польского восстания 1794 года Тадеуш Костюшко, но император от подобной наглости просто озверел. «Он просто
Панству поневоле пришлось удовлетвориться границей по Бугу и Неману. За это поляки отправились сражаться в далёкую Испанию, где безуспешно пытались подавить партизанское движение против оккупантов, на Гаити, где они храбро бились с восставшими неграми и почти целиком вымерли от жёлтой лихорадки, и в Россию, где большую часть дорогих гостей благополучно закопали вместе с остальной наполеоновской армией.
Сто лет спустя, едва крах Австро-Венгерской, Германской и Российской империй даровал Польше независимость, она тут же полезла на всех соседей сразу. Пользуясь охватившим их хаосом, Вторая Речь Посполитая присоединила изрядные территории, на которых проживало свыше 10 миллионов украинцев, белорусов, евреев, немцев, литовцев и чехов, затем отказалась договариваться как с СССР, так и с Третьим Рейхом, позорно рухнула, но по-прежнему винила в своих злоключениях всех, кроме себя.
Провала Варшавского восстания это касалось в полной мере, хотя развивалось оно настолько нелепо и выглядело столь явным самоубийством, что автор нескольких книг, посвящённых событиям в Польше во время Второй мировой войны, Юрий Мухин уверен, что на самом деле польское правительство в Лондоне работало на немцев. Поскольку существовала опасность, что в случае советского наступления отряды Армии Крайовой начнут без приказа рвать железные дороги и мосты, командование якобы специально стянуло их в Варшаву, дабы гитлеровцы могли их там без проблем уничтожить. В качестве доказательства Мухин привёл отрывок из, составленного за неделю до восстания приказа военного коменданта Варшавы об эвакуации из города женского персонала военных учреждений, и указывает на успешную оборону большинства немецких опорных пунктов в первые дни восстания.
На меня эти аргументы впечатления не произвели. Немцы могли эвакуировать своих фрау и в связи с катастрофой в Белоруссии. После мощнейшего удара советских войск фронт группы армий «Центр» рухнул, как карточный домик. Часть войск противника погибла в трёх огромных котлах — под Бобруйском, Витебском и Минском, а остальные откатились к Висле. Потеряв в Белоруссии и Восточной Польше свыше 300 тысяч только убитыми и пленными, противник имел все основания опасаться за судьбу чиновников созданного на территории Польши «генерал-губернаторства», администрации германских предприятий, персонала госпиталей и других гражданских лиц. Неудача же атак на учреждения оккупантов легко объясняется плохой подготовкой и слабым вооружением аковцев.
Но вскоре, уже не радикал Мухин, а вполне официозная немецкая газета «Цайт» привела обнаруженную в архивах запись переговоров, состоявшихся, незадолго до восстания вблизи варшавского пригорода Юзефова. С польской стороны их вёл сменивший арестованного Ровецкого новый командующий Армией Крайовой, известный спортсмен-конник Тадеуш Коморовский, а с немецкой — штурмбанфюрер СС Пауль Фухс.
«Фухс: Приветствую вас, пан генерал. Я очень рад, что вы согласились принять моё приглашение. Ещё раз хочу заверить вас, что в соответствии с джентльменским соглашением вы можете чувствовать себя свободно и в полной безопасности.
Комаровский: Уважаемый пан, если позволите вас так называть. Я в свою очередь хотел бы поблагодарить вас за данные мне гарантии.
Фухс: Пан генерал, до нас дошли слухи, что вы намерены объявить о начале восстания в Варшаве 28 июля, и что в этом направлении с вашей стороны ведутся активные приготовления. Не считаете ли вы, что такое решение повлечёт за собой кровопролитие и страдания гражданского населения?
Комаровский: Я только солдат и подчиняюсь приказам руководства, как, впрочем, и вы. Моё личное мнение не имеет здесь значения, я подчиняюсь правительству в Лондоне, что, несомненно, вам известно.