Как писать книги

Хаецкая Елена Владимировна

Если текст представляет собой, например, путешествие («Записки Пиквикского клуба»), то каждая остановка на пути — это новая экспозиция. Очень трудная задача, потому что читатель может устать от бесконечных экспозиций и бесконечных знакомств. В какой-то мере выручает наличие сквозного сюжета (преследование злодея) и связанные с этим сюжетом изменения в характере главного героя.

То же самое происходит в детективном сериале (неважно, телевизионном или книжном). Главный герой и его окружение остаются одними и теми же. Происходит некоторое внутреннее развитие главного героя, попутно можно раскрывать какие-то обстоятельства его жизни, не связанные с расследованием конкретного,

данного дела. И все же каждый эпизод детективного сериала — это отдельная история со своей экспозицией. Поэтому сборники рассказов всегда читаются дольше, чем романы. Пока запомнишь все имена, все обстоятельства… Да и настроение в каждом хорошем рассказе — свое особенное, и от него потом приходится отходить.

Завязка

Я нарочно не буду пользоваться книжными определениями этих терминов. Как помню, так и скажу. Потом можете исправить ошибки и неточности, если захотите, или подберете для себя другие определения.

Завязка, насколько мне помнится, — это важный эпизод в самом начале книги, когда герои и место действия уже обозначены (экспозиция) и началось собственно действие.

Для создания хорошей, полноценной завязки необходимо четко представлять себе желания, побуждения, цели героев и ту точку, в которой в конце концов произойдет столкновение. Где-то потом возникнет конфликт — впереди, во время кульминации. А пока нужно завязать несколько линий в один узелок.

Внешность, возраст, работа (занятия) героев, основные черты их характеров обозначены (экспозиция). При создании экспозиции мы пользуемся простым описанием. Действие останавливается — мы просто смотрим: в салун вошел молодой ковбой, ему было лет двадцать, у него обветренное лицо, смелый взгляд, потрепанная одежда, хорошие револьверы. Ничего не происходит, все сидят и тупо смотрят на молодого ковбоя. Потом ковбой смотрит на салун: в салуне было полно народу, красивая мексиканка шепталась с толстым мексиканцем разбойного вида, подавали дрянной виски, в углу играли в карты и т. п. Такова экспозиция. Обычно (так проще всего) она создается описанием.

А вот при создании завязки мы уже описаниями не пользуемся. Иначе читатель «засохнет и подохнет», как выражаются дети.

При сочинении художественных текстов я всегда держу в голове главный вопрос: что сейчас будет — рассказ или показ? Теоретически, в идеале, они должны чередоваться. Сначала мы просто рассказываем, что наш герой был родом из маленького городка в Пенсильвании и пришел в большой город в поисках заработка, что ему двадцать лет и он носит смешную, с точки зрения столичных жителей, кепку, доставшуюся ему от брата. Это экспозиция, и ее мы рассказываем. А вот потом начинается завязка, и завязка — это, как правило, всегда показ, сценка, какое-то действие.

Герой, положим, снимает комнату и сразу знакомится с девушкой, живущей напротив, и с ее отцом-бутлегером.

Еще непонятно, что из этой истории выйдет, но сюжет завязался. Разговоры, обмен взглядами, как будто случайная встреча в булочной. Фигуры начали двигаться, разговаривать.

Автор при этом не просто показывает картинки. Автор еще и коварно держит в уме некоторые вещи. Он помнит о том, что:

У каждого героя есть какая-то цель,

У каждого героя есть определенная мотивация всех его поступков, обусловленная наличием этой самой цели.

Когда у героев разные цели, они рано или поздно сталкиваются.

Пока что, в завязке, эти цели только-только обозначаются. Они едва проступают сквозь сценки. Но уже понятно, что на девушку претендует не только наш герой, но и член одной банды, что отец девушки хочет привлечь провинциального парня к своему преступному ремеслу, что полицейский давно присматривается к дому — и так далее. В читательской душе зарождается тревога и ожидание грядущих событий.

Автор

не спеша развешивает по стенам ружья.

Грядущие конфликты, которые непримиримо столкнут персонажей, могут быть заданы в самом начале, в завязке, и не только обстоятельствами, но и на языковом уровне. Самый простой и эффективный прием — использование антонимов.

В старых бульварных книжках этот прием звучал буквально: «Насколько Агата была хороша, настолько Бетси была безобразна. У Агаты были белокурые волосы, у Бетси — нечесаные серые космы, у Агаты — ясные голубые глаза, у Бетси — бельма» — и так далее.

Можно действовать гораздо более осторожно. Антонимы прокрадываются в описания, в прямую речь героев, часто они не стоят рядом, а разделены несколькими абзацами. Читатель уловит антонимы и в авторской речи, и в речи героев, обычно читатель держит в уме приблизительно половину страницы. Именно поэтому, кстати, опытный редактор следит за тем, чтобы одно и то же слово не повторялось на одной-двух страницах; тогда читатель практически с гарантией повторов не увидит. Маниакально отслеживать повторы (так, чтобы на протяжении авторского листа, т. е. 24 страниц не повторялось слово) стоит в единственном случае: если слово это совсем уж уникальное, например, «закапризнялила» в смысле «закапризничала». Один раз, описывая избалованную барышню, которой няня говорит, чтоб она не «капризнялила», — можно. Но если капризнялить начнут все подряд — туши свет. А вот слова, вроде «победа», «побежать», «ворота», «скорость» — можно употреблять достаточно часто, но все-таки лучше не больше раза на страницу-две.

Гм. Я отвлеклась. Мы говорили об антонимах и о том, что читатель их уловит — если не на рациональном, то на эмоциональном уровне.

Антонимы могут быть просто антонимами (высокий — низкий, худой — толстый), а могут быть тем, что я бы назвала «смысловыми антонимами»: шляпа — кепка, брюки — шорты, локоны — космы. Можно написать, что «в отличие от франтоватого Джека, носившего шляпу, Том довольствовался кепкой», а можно упомянуть, что Джек был в шляпе и двумя абзацами ниже обратить читательское внимание на кепку Тома. Как многие простые и грубые приемы, это работает хорошо.

Дальше отношения между Джеком и Томом будут строиться на этом контрасте: на усилении контраста или на преодолении его.

В «Соборе Парижской Богоматери» вся завязка — сплошной антоним: противоположны друг другу Феб и Квазимодо, Квазимодо и Клод Фролло, весь на контрастах описан Собор, противоположно Собору шествие шутов, красота и милосердие Эсмеральды противопоставлено жестокости толпы и уродству Квазимодо — и так далее. На этих крайностях завязки выстроится весь сюжет романа.

Гюго — романтик, поэтому у него все так сильно. Но те же приемы, только в смягченном виде, можно обнаружить практически в любой хорошо построенной завязке. Нам ведь важно показать, что интересы героев столкнутся. Поэтому в уме постоянно стучит: герои похожи друг на друга лицом и одеждой, но различны характерами; герои так не похожи друг на друга, но непременно подружатся; один герой не похож на другого — наверняка подерутся.

Итак, каждый герой чего-то хочет. Мы помним фразу: моя свобода заканчивается там, где начинается твоя. Это об идеальном мире, где никто не растопыривается, стремясь занять не только свое, но и чужое пространство. В реальности, как в Реальности-1, так и в Реальности-2, мы постоянно видим посягательства на нашу или чью-либо еще свободу. В художественном произведении конфликт интересов необходим, иначе не будет сюжета.

И здесь я могу вспомнить очередного своего «больного котенка», сочинение, писавшееся на заре туманной юности. Когда желание и отчасти умение писать уже присутствовали, а вот тематика и способность ясно формулировать отсутствовали напрочь.