Как подружиться с демонами
Шрифт:
— Я-то выложу. Расскажу все как на духу. На самом деле мне до смерти хочется кому-нибудь рассказать. И я даже рад, что все открылось. Но я и слова не пророню, пока ты бухой.
— Рад, что открылось что?
— Узнаешь, когда проспишься.
— Не гони, давай рассказывай.
— Как только проспишься.
— Колись давай, а то я тебе второй нос сломаю.
— Послушай, ты пьян в стельку. Забудь об этом пока. Утром я тебе все расскажу. Но сейчас лично я ложусь спать. А ты как знаешь — можешь остаться тут, можешь уматывать.
С этими словами Фрейзер скинул туфли, стянул носки
Я еще раз осмотрел комнату. Листы из книг, вырезки и фотокопии на стенах намекали, что хозяин малость чокнутый. Мне было любопытно, что подумал об этом Дик Феллоуз. Более пристальный взгляд на этот неряшливый коллаж показал, что часть листков — футбольные турнирные таблицы; правда, они чередовались с отрывками из Библии, а конспекты соседствовали с красочной рекламой газонокосилок.
Фрейзер стал — или притворился, что стал, — посапывать. Может, такой звук получался из-за распухшего носа. Я подумал, не двинуть ли ему еще раз, да посильнее, скажем по ноге. Но все же оставил его в покое — пусть себе дрыхнет.
ГЛАВА 11
Вернувшись с обеда, Вэл сообщила мне, что какой-то человек приковался к ограде Букингемского дворца. Типичная, заурядная послеобеденная новость — что-то такое как раз и ожидаешь услышать, протирая штаны в одном из лондонских офисов. Между тем мне надо было позвонить младшему министру насчет этой злосчастной молодежной инициативы. Секретарь, бодро чирикнув, переключила меня на какого-то клерка — из тех, кто определенно не чирикает, зато усердно пудрит носы помощникам младшего министра. Тот сообщил, что начальника нет на месте.
— А это не он, случаем, приковался к ограде?
— Простите?
— Шутка. Невинная острота.
— С кем я разговариваю?
Я уже представился этому дурику, но все равно повторил свое имя, звание и номер.
— О, — наконец-то дошло до него. — Мы, собственно, как раз хотели узнать, можем ли рассчитывать на вашу поддержку.
— Я звоню именно по этому вопросу.
— Так да или нет?
— О господи, — едва не вскричал я. — Передайте ему, что я звонил. — И бросил трубку.
Бывают дни, когда ни до кого невозможно достучаться; тебя охватывает слабость, которая, спускаясь по позвоночнику, оседает где-то в районе коленок, так что даже просто встать — и то сил нет. Зато в такие дни можно без опаски перезванивать кому угодно, потому что те, кого ты не хочешь слышать, наверняка будут отсутствовать. Потом им, в свою очередь, придется перезвонить тебе — и так по кругу. У меня уже накопилось семь таких звонков. Есть в этом что-то от азартной игры: продолжаешь испытывать судьбу просто из интереса. Везение закончилось на восьмом — когда я позвонил скаутам. Они пытались замять неприятность с одним из членов правления, которого застукали за просмотром детской порнографии в интернете. Не повлияет ли это на их финансовые перспективы? — интересовались они.
Мой мобильный ожил, когда я советовал им, как лучше подготовить заявление для прессы. Антония. Она очень редко мне звонила, а уж на мобильник и вовсе почти никогда.
— Привет, Антония. У меня тут разговор на другой линии. Давай я тебе перезвоню.
— Это очень важно, любовь моя.
То, как она сказала «любовь моя», заставило меня мигом избавиться от скаутов.
— Ладно. Что стряслось?
— Помнишь Шеймаса? Старого вояку, которого ты ко мне прислал?
— Да. А что с ним?
— У него кто-нибудь есть? Какая-то родня? Кто угодно?
— Блин, да я не знаю. Он либо по улицам шляется, либо торчит у тебя. Не думаю, что у него есть семья.
— Может, хотя бы знакомый найдется? Сейчас сгодится любой.
— Да что случилось?
— Он приковался к ограде Букингемского дворца.
— Ого, так это он! Я уже наслышан.
— Все гораздо хуже, чем ты думаешь. Его пытались отцепить, но он заявил, что на нем бомба.
Меня бросило в жар. Затем я вспомнил об Отто.
— Антония, есть один парень. Служил с ним в Персидском заливе. Надеюсь, он сможет помочь.
— Я сейчас возле дворца, вместе с полицией. Шеймас сказал им, что он из «Гоупойнта», и они меня сюда привезли. Мы в тупике. Они не знают, блефует он или нет. Но если с ним удастся поговорить, возможно, что-то прояснится.
— Сейчас позвоню Отто. Ты там будешь? Я скоро.
Антония продиктовала мне номер начальника полиции, чтобы я мог сообщить ему, когда буду на подходе. Я позвонил в магазин игрушек Отто. Нарвался на автоответчик с дурацким хохочущим полицейским. Оставил сообщение, и Отто, к счастью, сразу же перезвонил. Я рассказал ему, в чем дело, и мы договорились, где встретимся, чтобы вместе рвануть к месту происшествия.
Я знал, что Отто никак не добраться до центра быстрее, чем за сорок пять минут, так что закончил работу: порекомендовал скаутам отмежеваться от педофила и вообще держаться подальше от коротких штанишек. Не успел я натянуть пальто, как вновь зазвонил телефон. Вэл взяла трубку и прошептала, что это пудронос младшего министра. Во всяком случае, мне так послышалось. Я отмахнулся и, уходя, услышал, как она елейно врет, будто меня уже нет.
Я поймал Отто у станции метро «Виктория», и мы поспешили ко дворцу. Полиция перекрыла улицы Беркейдж-Уок и Конститьюшн-Хилл, оттеснив солидную толпу зевак за мемориал королевы Виктории. Полисмен в бронежилете вытянул руку, преграждая нам путь, но я назвал ему фамилию и номер начальника, и он, переговорив по рации, позволил нам пройти. Нас сопроводили в командный пункт.
Антония, накинув форменную куртку с чужого плеча, о чем-то беседовала с командующим. Они стояли у служебного «лендровера» в окружении вооруженных до зубов полицейских в бронежилетах. Едва ли не у каждого были наушники и микрофоны. Вдали, у ограды, маячила одинокая фигура Шеймаса — точнее, только голова, так как его обложили мешками с песком, отгородив и от нас, и от дворцовой площади.
Антония представила меня высокому седовласому мужчине с лошадиным подбородком и озорным выражением лица.