Как понравиться маньяку
Шрифт:
Леська уже не могла терпеть, она вырвала журнал и сама перечитала абзац, посвященный «Форду».
– Тут написано, что подлинность машины оценят эксперты, но для владельцев таких машин знаком может служить то, что на внутренней стороне капота выгравирован знак – цепь, обвивающая клинок.
Воцарилось минутное молчание, которое первая нарушила Ника:
– А как у тебя обстоят дела со знаками?
– Откуда я знаю, мне кажется, я капот еще ни разу и не открывала, – заторможенно ответила Леська.
– Так пойди и открой! Если его не меняли, то, может
– Сейчас.
Никто не двинулся с места.
– Что сидишь-то? – спросила Ника.
– Успокаиваю нервную систему.
– Теперь понятно, почему Лапушкины так засуетились: побоялись, что ты прочтешь эту статью или тебе кто-нибудь скажет о ней, и все – денежек им не видать. Или поняли, что ты им машину не отдашь, и решили тебя прихлопнуть поскорее, а «Форд», как купленный в браке, потом через суд потребовать. Сестрице-то твоей он точно не нужен, у нее в Канаде жизнь и так в гору пошла, зачем ей эта развалюха! Она бы на него права заявлять не стала. Других родственников у тебя нет, так что Веня машину получил бы без проблем.
– Ты думаешь, меня Лапушкины хотели убить? – Леське такое казалось невероятным, хотя она никого из своей бывшей родни не смогла бы представить с удавкой в руках.
Ника пожала плечами и выпорхнула из машины.
Открыв капот, девушки стали его внимательно изучать. В нижнем левом углу была обнаружена небольшая гравировка – цепь, обвивающая клинок.
– Наверное, у этой машины бурное прошлое. Один владелец сменялся другим, и вот теперь она принадлежит тебе. Я думаю, что Инесса Павловна, в отличие от тебя, неоднократно открывала капот… – задумчиво сказала Ника, глядя на ошарашенную подругу.
Глава 24
Если вам стало известно имя врага и волна возмущения рвется на свободу – уберите подальше от себя колющие и режущие предметы, не нужно никого убивать.
Надежда на Славку Полякова оказалась не напрасной – одноклассник пообещал, что раздобудет информацию относительно Митрохина: узнает, как у того обстоят дела и не собирается ли он обратно на историческую родину. Правда, сам поговорить он с Митрохиным вряд ли сможет – далековато, но обещал напрячь приятеля, который как раз находится в командировке в нужных краях. Теперь только оставалось ждать ответного звонка.
Вспоминая о вчерашнем вечере, Максим Григорьевич направлялся к дому, в котором жили Николай и Татьяна Аркадьевна. Чириканье воробьев, зелень деревьев, легкий ветерок – все сейчас радовало по-особенному. Вчера он подарил Олесе букет белых роз, а она устроила для него ужин при свечах. Свинина, правда, подгорела, а картошка оказалась пересоленной, но это лишь умилило, и Кочкин съел все подчистую, благодаря Леську на протяжении часа за заботу. Был один момент, который вызвал волнение – слишком уж озорно блестели ее глаза, но он не стал долго думать над этим, надеясь, что это никак не связано с ее самостоятельным расследованием. Ругаться вчера хоть по какому-либо поводу ему совсем не хотелось. Как же чудесно, как же все чудесно!
Максим Григорьевич
Интуиция и запах, витающий в воздухе, подсказывали, что в этой квартире живет пожилой человек.
– Пожалуй, это то, что мне нужно, – прошептал Максим Григорьевич и надавил на кнопку звонка.
– Кто там? – раздался звонкий старушечий голосок.
– Я к соседям вашим пришел, к Митрохиным, а их дома не оказалось, нельзя ли вас попросить…
Кочкин не договорил – дверь распахнулась. Седая старушонка с высоким пучком на голове улыбнулась, обнажив неровный ряд зубов.
– Заходи, добрый молодец, – сказала она, хитро подмигивая, – ты у меня будешь на обед, а твой конь сгодится на ужин. – Увидев, как часто-часто заморгал нежданный гость, она махнула рукой и добавила: – Шучу, до чего же народец нынче дохлый пошел!
Максим Григорьевич испугался не столько того, что будет съеден вместе с пока еще не отремонтированной «восьмеркой», сколько побоялся, что ему предстоит общение с еще одной Зоей Федоровной – разговоров о шпионах ему хватит на всю оставшуюся жизнь.
– Ботиночки снимай и проходи на кухню, чаевничать будем, – сказала старушонка. – Макаровной меня зови, все так кличут.
Кочкин скинул ботинки и осмотрелся. На стенах, оклеенных обоями, давно утратившими цвет, висели плетенки-макраме, с тумбочек и полок свисали кружевные салфетки, а на полу лежала длинная дорожка, сшитая из лоскутков. Обстановка была простой, но очень душевной.
– С сахаром пьешь?
– Да, – торопливо ответил Максим Григорьевич, заходя на кухню. Он провел рукой по белой скатерти, вышитой красным крестиком, и улыбнулся. – А меня Максимом зовите.
– Ты, значит, к Митрохиным пожаловал? Николая, что ли, дружок?
Кочкину стало стыдно: до чего же не хотелось обманывать эту милую бабусю, но иначе он поступить не мог.
– Нет, я по поводу покупки квартиры…
– Неужто Аркадьевна съезжать собралась? – удивилась старушка. Достала прозрачную литровую банку, наполненную белым колотым сахаром, и добавила: – Будем шамкать вприкуску.
– Я с Митрохиными не знаком, – пожал плечом Максим Григорьевич, – в агентстве адрес дали, пришел квартиру посмотреть, а их и нет. В агентстве сказали, что они договорились и меня ждать будут… Может, оно и к лучшему… Очень боюсь свои сбережения потерять, вы не подскажете, они люди-то порядочные?
Максим Григорьевич не боялся идти на такую уловку: даже если соседка расскажет Татьяне Аркадьевне о госте, то та ничего узнать не сможет и с Олесей уж точно это не свяжет. Пока не ясно, заинтересована она в ее смерти или нет, но лучше все же перестраховаться.